Мы тоже рады, что поближе познакомились с Фоди — редким представителем местной гвинейской буржуазии; редким, потому что все относительно крупные предприятия, магазины принадлежали в стране французам; энергичную деятельность развивали торговцы-левантийцы, пользовавшиеся поддержкой колониальных властей, — это были представители буржуазии рангом пониже; и лишь немногие гвинейцы сами содержали мелкие лавчонки в глухих районах страны… Теперь представители иностранного капитала покинули страну, и Гвинея осталась… почти без буржуазии. Более того, руководители Демократической партии заявили, что Гвинея отказывается от буржуазного пути развития, что она найдет свой, особый путь… Как будут чувствовать себя на этом пути предприниматели типа Фоди — сказать трудно, но пока, видимо, ничто не мешает им преуспевать…
По кварталу Бульбине мы проезжали уже несколько раз — там высятся два белых десятиэтажных дома, окруженных небольшими домиками под железными или толевыми крышами. Кроме того, в квартале Бульбине находится рыбный рынок, где продают сине-серебряных тунцов, скатов, мелких акул, рыбу бонга, груды розовых креветок; в этом же квартале живут рыбаки, выходцы из Сенегала, люди племени уолоф. Под такими же трапециевидными, как на Зеленом Мысе, парусами они уходят каждое утро в океан на своих пирогах… И дровяной рынок тоже находится в квартале Бульбине — печки в Конакри, на которых готовят гвинейки, топятся подчас красным деревом, столь ценимым в наших северных краях.
Фоди тормозит у ничем не примечательных маленьких домиков, и Селябабука первым выходит из машины.
— Спутник, — улыбаясь, говорит на прощание Фоди и вскидывает вверх руку с розоватой, светящейся изнутри ладонью.
Селябабука проводит нас во внутренний дворик. Густая, почти черная тень от манго, ветви которого широко раскинулись над крышами домиков, лежит на земле. В тени, у редкого в Гвинее «дерева путешественников», молодая обнаженная до пояса женщина с малышом за спиной и две девочки лет семи-девяти толкут что-то в деревянных ступах. Здесь же, присев на корточки, чистит апельсины, как картошку, гвинейка постарше… На заборе, вдоль которого развешано стираное белье, сидят два вотура и, вытягивая бледно-розовые дряблые шеи, наблюдают за женщинами…
Заметив нас, молодая гвинейка бросает деревянный пестик в ступу, не спеша натягивает на грудь спущенную блузку и протягивает руку.
— Моя жена, — говорит про нее Селябабука.
И про вторую женщину, которая чистила апельсины, Селябабука тоже говорит:
