Перу Ляхбаби принадлежат драмы, сборники стихов, предисловия к которым пишут дочери короля, философские трактаты.
В годы французского протектората Ляхбаби боролся за независимость Марокко — его бросали в тюрьмы, пытали, проломили череп в застенке, ссылали в южные пустынные районы страны.
Мы поинтересовались содержанием его философских трудов, и он определил их как гуманистические, проповедующие идею братства между всеми народами, нетерпимое отношение к войнам. Но тотчас, имея в виду события в Алжире, ляхбаби сослался на Ленина и сказал, что согласен с его мыслями о справедливых национально-освободительных войнах.
Потом речь зашла о Советском Союзе и, в частности, о запуске искусственных спутников Земли и космических станций. И тут Ляхбаби, имевший достаточно полное представление о наших достижениях, задал на первый взгляд странный вопрос. Тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть нас, гостей его страны, он спросил, не кажется ли нам, что в Советском Союзе всему, что связано с техникой, — и примером тому может служить проникновение в космическое пространство, — отдается излишнее предпочтение перед гуманистическим направлением мысли?
Вопрос Ляхбаби, из которого следовало, что философ в той или иной степени противопоставляет изучение космоса, развитие техники — гуманизму, так сказать, в чистом виде, преимущественному вниманию к человеку, — напомнил мне ту единственную картину Аль Идриси, которую нам удалось хорошо рассмотреть.
Она была выполнена нарочито небрежно: по-детски нарисованный самолет в бледно-синем небе, тени согбенных людей, как бы загнанных под землю, а между землей и небом — женщина провожает взлетающий в занятое самолетом небо дух мужчины…
Смысл картины перекликался с вопросом, вежливо заданным Ляхбаби: людям тяжко на земле, небо, к которому они раньше обращали молитвы, заполонила техника, и все-таки — вопреки этой технике — небо по-прежнему существует для духа, для идеальных человеческих устремлений… Так, во всяком случае, я понял картину, и помог мне в этом Ляхбаби. Оба они, художник и писатель, усматривали в технике нечто враждебное себе, чуждое гуманизму в их понимании, и не улавливали большого человеческого смысла в штурме небес.
Их нетрудно понять — этих двух безусловно прогрессивно настроенных людей, Аль Идриси и Ляхбаби. Они выросли в экономически отсталой стране, и техника для них — это американские, французские, бельгийские самолеты в африканском небе, это чужие корабли, заходящие в марокканские порты, чужие машины, разъезжающие по исхоженной верблюдами земле… Техника несла с собой неравенство, закабаление — и политическое, и экономическое, и духовное. Вот откуда уход в гуманизм добрых намерений и добрых слов! Я не знаю, верит ли Ляхбаби, что его голос будет услышан, понят и люди начнут жить по-новому, разумно… Но я отлично представляю себе горькую судьбу многих мыслителей прошлого, обращавшихся к людям с призывом жить по-добрососедски, придерживаться принципов высокой морали. Они, эти мыслители, еще не знали законов общественного развития, и глухота людей к их призывам должна была казаться им трагическим недоразумением.
