Пока Даня и Вениамин Михайлович выжимали мешки, снимали и свертывали палатку, я занялся приготовлением обеда. Если не считать нескольких галет и кусков сахара, съеденных при отлеживании в мешках, в последний раз мы обедали двое суток назад. Теперь перед тяжелым переходом было необходимо как следует подкрепиться. Мне удалось быстро разжечь костер. Вода вскипела, и, зная, что после долгого поста аппетиты наши разыгрались не на шутку, я высыпал в ведро всю лапшу, захваченную с собой в этот маршрут.
Островитяне считали меня неплохим кулинаром. Должен признаться, что я гордился этой репутацией и в меру сил старался ее поддерживать. Однако приготовление лапши показалось мне делом настолько несложным, что, сдобрив ее маслом, я пригласил к ведру Даню и Вениамина Михайловича, так и не отведав своего изделия.
Вторичного приглашения не потребовалось. Ложки моих товарищей дружно углубились в ведро и с завидной быстротой направились по назначению, но тут подозрительно задержались. Первым, деликатно помолчав, отложил ложку Вениамин Михайлович. Его примеру вскоре последовал и Даня. Я приступил к обеду последним и тоже сразу убедился, что лапша несъедобна. Песок, насыпанный ветром в ведро, густо облеплял каждую лапшинку и так пронзительно скрипел на зубах, что, несмотря на отчаянные усилия, я не мог проглотить более двух-трех ложек. Лапшу с грустью пришлось вывалить, вместо нее кипятить чай, довольствуясь скудными остатками галет и сахара. Хотя все это и было вызвано техническими причинами, но я чувствовал, что моя кулинарная репутация основательно пошатнулась.
Вначале нам предстояло пройти километра два по склону ледника против сильного ветра. И лишь дальше — под укрытием купола и окружающих скал можно было рассчитывать на какое-то затишье. Обессиленные голодом и мучительным отлеживанием в мешках, мы с первых же шагов почувствовали, какие испытания ожидают нас впереди. Подъем без кошек по скользкому леднику нелегок и в тихую погоду. Сейчас же, когда встречный ветер валил с ног и душил, с силой врываясь в легкие, подъем оказался очень тяжелым.
Держась друг за друга, согнувшись, через каждые три-четыре шага поворачиваясь спиной к ветру и переводя дух, мы начали подниматься. На особенно крутом участке порыв ветра оторвал от нас Вениамина Михайловича; он покатился по склону и тотчас исчез в тумане. Рассчитывая, что геоморфолог тут же начнет подниматься вновь и пойдет этой же дорогой, мы с Даней остановились и стали ждать нашего спутника. Рюкзак его был самым легким, и, как нам казалось, идти ему навстречу не стоило. Однако время шло, а Вениамин Михайлович все не появлялся. Его отсутствие начинало беспокоить.
