Солнце вдруг скрывается. Мы торопливо вытаскиваем из рюкзаков фуфайки и шапки. Холодает буквально в одно мгновение. Огромный белый вал движется на нас. Посвистывает ветер. По обожженному лицу больно бьет сухой и крепкий снег.
Еще через минуту мы уже ничего не различаем вокруг. Все скрыто в сероватой снежной мгле. Мы идем внутри крошечного вакуума. Сквозь косые строчки метели различается только сгорбленная спина товарища. Идти совсем плохо. Ноги скользят на камнях, очки забивает снег.
И вдруг что-то в нас меняется. Мы как бы преодолеваем слабость. Крепче держим рюкзаки, смелее перебираемся через завалы, перепрыгиваем через зияющие чернотой трещины. И веревка, которой мы связаны, натягивается туже. Каждый из идущих ускоряет шаг.
Люди живут в давней вражде со злыми силами природы— морозами, жарой, вьюгами. Возможно, эта вражда и прибавила нам сил и упорства, чтобы выстоять. Попробуйте одолейте людей, горные духи!
УЖИН И ЧЕТЫРЕ КИЛОМЕТРА
НЕВЕДОМОГО
Сегодня ужинать у нас нечем. Мы брали продукты в обрез, только на дорогу. Остальное летчики сбросят с вертолета в том месте, где мы предполагаем устроить верхний лагерь. До него мы рассчитывали дойти за трое суток. Но не успели. Препятствий оказалось гораздо больше, чем предполагал даже осторожный в выводах Николай Васильевич.
Идем уже по сплошному леднику. Морены остались внизу. Ледник походит на застывшую шугу, что бывает осенью на крупных реках. Только торосы здесь во много раз круче и опаснее. Иногда мы попадаем в завалы, откуда, кажется, выбраться невозможно.
Итак, заканчиваются третьи сутки нашей дороги. Уже недалеко останец скалы. По нему ориентировались пилоты вертолета, когда сбрасывали продукты. Почти рядом голубеет пик Победы. Ледник Звездочка скатывается с вершины и вливается в Иныльчек. Но до темноты мы все равно не сможем преодолеть какие-нибудь три-четыре километра.
— Останавливаемся здесь, — решает Николай Васильевич.
Устраиваемся, но вместо ужина занимаемся воспоминаниями.
Сережа Айрапетьянц говорит:
— Хорошо бы сейчас сосисочек с горчицей, с перчиком…
— Или пельменей, поджаренных в масле. И легонького вина.
— Можно яичницу с колбасой, — вмешивается Володя Зябкин.
Но Юра Баранов, наш завхоз, более практичный человек:
— Сахару бы сейчас и хлеба…
И тут Николай Васильевич вдруг принимает решение:
— Кто пойдет за продуктами? Володя?
— Иду, — отвечает Зябкин.
— И я, — поднимается Сережа.
Третьим вызываюсь я. Быстро освобождаем один из рюкзаков, берем реп-шнур.
