В этот же день мы провели «шурфование» и определение высоты снега. Высоту снега на различных склонах мы определяли в теодолит по рейкам, заранее установленным в недоступных зимой местах. Азимут и высота каждой рейки были указаны в журнале, поэтому находить их было нетрудно. Смотришь на рейку, находящуюся за несколько километров, где-то у самого гребня гор, и словно рядом видишь, как ветер крутит снежные вихри, наметая тяжелые карнизы. И вновь белые страницы журналов наблюдений заполняются цифрами, а белые страницы снега — следами лыж.
Вечером в нашей кают-компании зашел разговор об интересном явлении: почему в городах во время гололеда происходит так много несчастных случаев, а у нас за все годы зимовок не было ни одного перелома, вывиха или растяжения? А ведь ходили мы не по тротуарам. И дело не в какой-то особенной обуви или хитрых приспособлениях. В специальных альпинистских ботинках ходили очень немногие, да и то далеко не каждый день. Основной обувью были обыкновенные кирзовые сапоги, те самые, которые носят геологи, топографы, солдаты, колхозники и люди многих других профессий.
Не соблюдали мы и какую-то необыкновенную осторожность. Наоборот, смотришь иногда (если сам не являешься действующим лицом): кувыркается кто-нибудь с горы — щепки от лыж и палок летят. А сам цел. Хотя летел с кручи, на которую посмотреть — шапка валится. Но и этого мало. Возле станции соорудили трамплин. Сколько там было переломано лыж, но ноги — ни одной.
И дело не в молодости. Жизнь в горах выработала в нас постоянную внутреннюю напряженность, постоянную готовность всех мышц прийти на помощь телу. Причем мы сами этого совершенно не замечали. Мчишься на лыжах по плотному скользкому насту и думаешь при этом о чем-нибудь своем, не касающемся дороги. Но вот толчок — и тело само мгновенно восстанавливает равновесие. А если и свалишься, то тут же снова поднимешься, глянешь, целы ли лыжи, и снова в путь. И очень жаль, что в городе это ценное качество со временем исчезает.
Всякий, начинающий рассказывать истории про собак в компании обыкновенных, не слишком стойких людей, совершает непростительный грех.
Джером К. Джером
Я люблю почти всех животных, В детстве под Новый год я иногда ходил в лес и там оставлял у каждой норки по маленькому кусочку хлеба — пусть и у зверушек будет праздник. Поэтому отведу несколько страниц и нашим веселым четвероногим друзьям.
Первым псом на зимовке был Барбос — любитель свободы, путешествий, дальних дорог. Неопределенной породы, пегий, поджарый, с сильными лапами и неутомимыми мышцами, он не имел хозяев и очень дорожил своей независимостью. Но в нас он почувствовал, видимо, что-то родственное по духу и остался на станции, где уже обитал маленький черный щенок. Мы сколотили для них конуру — общежитие, и жизнь собачья протекала, быть может, и в тесноте, но не в обиде. Ветер, мороз и снег Барбоса совершенно не беспокоили, но цепь повергала в ужас. Немало забавных происшествий пережили мы с ним.
