Жизнь животного зависит от его зрения. Мне надо убить его и принести на пост к обеду. Для этого я должен заранее увидеть его, чтобы иметь возможность осторожно поднять ружье и прицелиться. В лесу нельзя медлить.
И вот, стоя в воде, я разглядывал сквозной узор листвы. Передо мной было дерево, и я мысленно прикидывал, в каких скрытых листвой местах могла прятаться моя жертва. Луна еще была видна, но первые лучи солнца уже высветлили верхушки деревьев. Если самка не явится на зов до восхода солнца, самец отправится завтракать.
Вдруг внимание мое привлек колеблющийся лист. Он вздрагивал всякий раз, когда раздавался храп. Я медленно повернулся. Как бы получше прицелиться сквозь ветви? Но вот я увидел тот же лист под другим углом, а за ним — хвост, а за хвостом — царя всех птиц. У него был поистине царственный клюв, совсем малиновый на фоне пурпурной головы. Грудь коричневая с золотым отливом, была больше, чем у лебедя. Это был каштановый индюк, самый крупный из лесных индюков. В воздухе он кажется величиной с гуся. Когда такой индюк ступает по сухим листьям, кажется, будто идет человек. Размах крыльев у него от трех до шести футов.
Я осторожно просунул дуло между ветками. Внезапно, словно свисток судьи во время футбольного матча, Раздался пронзительный крик. Он перешел в шипение. Птица заметила меня. Прыжок — и она повернулась ко мне задом. Когда я приложил приклад к плечу, она присела для прыжка. Еще раз послышалось шипение — заряд угодил ей в хвост и в бок.
Готово!
Только что птица сидела в тридцати-сорока ярдах над землей, а теперь с глухим стуком упала на землю. Но вдруг, к моему ужасу, мой «обед» встал на лапы и ринулся в кусты. Какой позор!
С боевым кличем индейцев я бросился за первой собственноручно подстреленной птицей, грозившей мне полным посрамлением. С такого расстояния выстрел в крестец мог всего лишь ранить ее. Я мчался сломя голову через кусты. Индюк убегал от меня какой-то странной, в развалку, походкой, в которой было и достоинство и униженность. Он напоминал Генриха VIII, преследующего строптивую любовницу[10].
Индюк бежал медленнее меня, зато ветви, лианы и колючки не срывали с его спины рубашку и не царапали ему кожу. Через минуту я понял, что он ускользает от меня, но тут еще одно болотце заставило его повернуть и пуститься вдоль берега. Я бросился наискосок и в несколько прыжков настиг его. Хлоп! Мы барахтались в грязи, среди опавших листьев и перьев, пока охота не завершилась. Я был весь исцарапан и изодран, словно не на жизнь, а на смерть боролся с пумой.
