У Павла подвесной мотор. Рыбак покидал дом в шесть утра и в семь вечера привозил к засольне улов. К этому времени подходили другие лодки. Дагай знал мотор, но не любил рыбачить с ним. «Красная рыба бензином пропахнет», — говаривал он.
На большой долбленке Дагай привозил свой улов, ему помогал рыбачить сын — Токуле, носивший имя деда.
Юного Токуле мы не видели, он все лето жил на угодье, в шалаше из гнутых прутьев, покрытых берестой. Вообще сейчас в поселке мало народу. Из колхозных рыбаков двое — Павел и Дагай, остальные с семьями ушли на Енисей неводить селедку, осетров и стерлядь.
Рыбаки поставили свои палатки и чумы на песках, что узкой косой вдавались с наволочной стороны в реку. Здесь у песков кончалась речка Токуле.
В поселке несколько стариков кетов, засольщик, радист на почте и дети рыбаков в круглосуточных яслях. Все члены правления колхоза, красный чум с библиотекой и кинопередвижкой — на песках. Шла путина.
Наш отряд здесь оказался, по существу, случайно: завершив часть маршрута и выйдя со стойбищ, мы ждали катера на Подкаменную. Через день-два катер должен прийти. Нас ничто не может задержать. А как Сосновый лоб? Видно, самые разумные планы могут измениться…
*
Для колхоза, в котором жил и работал Дагай, Сосновый лоб стал важной проблемой. Вот уже три года подряд не было урожая белки по изведанным дорогам и тропам, которыми ходили охотничьи бригады. Уже третий год пять-семь белок добывает охотник в день.
Приближался новый сезон. Еле заметные следы, на земле, прихваченной ранней осенью, не давали надежды. Белка уходила вверх по Енисею, где чудесные кедровые боры в Саянских отрогах, и на всю зиму она останется там. Если бы белка шла на север, тогда можно было бы ждать ее зимой. Дойдя до тундры, полчища белки повернут назад и осядут в Туруханской тайге.
Но белки уходили на юг. На что можно надеяться — на местного зверя, но сколько его выбили за три года по обычным дорогам?
Где еще может быть своя белка?
— На Сосновом лбу, — мрачно сказал постаревший за четверть века, но еще крепкий и сильный Кильда.
И впервые на заседании правления его никто не перебил. Может быть, те, кто были постарше, вспомнили, что проходная белка идет на юг и на юге от поселка покинутый людьми Сосновый лоб!
*
Я взял фотоаппарат, полевой дневник и пошел к большому дому, где жило несколько кетских семей. Оставшиеся в доме старики, наверное, сейчас в сборе — обедают.
Старик Лукьян Толков после войны никуда из станка не выезжал. «Совсем оседло живу», — посмеивался он, поправляя широкий солдатский ремень, который перехватывал гимнастерку. Полувоенный костюм носил он с гордостью, как память о своей короткой армейской службе в суровые годы.
