В одном месте террасу разрыли экскаваторы. Из карьера песок везут на стройки Хорога. Здесь обнажен слой мощностью метров в пятнадцать. Получилась почти отвесная стенка. Песок после вчерашнего рабочего дня не успел обсохнуть, и на стенке хорошо видны слои разной толщины и разного состава. Широкие слои, сложенные грубым песком, обозначают жаркие годы или группы жарких лет. Ледники тогда таяли быстро, вода в Пяндже текла бурно и несла грубый материал. Тонкий песок и ил слагают узкие слои, отложенные в холодные годы, когда воды в реке было мало и несла она только тонкие частицы в малом количестве. Наверное, бывали особенно холодные годы, когда Пяндж и вовсе не заливал террасу. Слоистая стенка, как термограф-самописец, отразила климатическую историю последних тысячелетий. Широкие слои перемежаются узкими в правильной последовательности: через каждые двадцать — двадцать пять лет идет особенно толстый слой, через столько же лет — самый узкий. Решив потом подсчитать всю эту хронологию подробнее, я сфотографировал стенку.
В Поршнев, на базу геологов, я пришел ближе к вечеру. Поршнев — самый большой кишлак в области. В те времена в нем было жителей больше, чем в Хороге. В сущности это несколько кишлаков, слившихся на верхней террасе правого берега Пянджа в один восьмикилометровой длины поселок. Снизу, с дороги, ни селений, ни посевов не видно: все наверху. Только там, где терраса прорвана горным потоком, выбросившим конус наносов к самому Пянджу, расположилась видная с дороги часть кишлака. Здесь геологи и построили свою базу: лаборатории, склады, гаражи, мастерские, жилые дома. Это дружественная мне держава: с геологами я чувствую себя как с родными людьми, близкими по духу и интересам, по взглядам и системе ценностей. У них и заночевал, пройдя первые двадцать пять километров.
Всего я шел двадцать шесть дней. Если бы не время, потраченное на увиливание от предложений водителей подвезти, да на некоторые привходящие обстоятельства, мог бы дойти и быстрее. Впрочем, я не спешил.
С пограничниками у меня были добрые отношения. Обычно, узнав меня, солдаты только подмигивали: «Езжай, борода!». За много дней пути вдоль границы я, в который уже раз, сумел убедиться, что она действительно на замке.
Путь шел вдоль Пянджа вниз. Но уклон можно было заметить только по альтиметру. Дорога иногда взбиралась вверх, и Пяндж оказывался где-то в такой глубокой щели, что шум воды был еле слышен. Потом дорога спускалась к самой воде. И так все время. Ночевал, где придется. Припасы пополнял в сельских магазинах. Пикетажка заполнялась описаниями. Профиль на миллиметровке становился все длиннее, а ночи все холоднее: осень наступала быстрее, чем я спускался к теплу. После первой сотни километров спуск составил всего триста метров. Пяндж на первом этапе пути широко расплескивался и тек между песчаными островами. Только кое-где он втискивался в узкое ущелье.
