– Ах! как бы я хотел воплотиться в ту прехорошенькую женщину, которая сидит в экипаже… Быть красивым! Быть красивым!… Золотисто-буланым идти по жизни… как напряжённый паж… Есть ли большее торжество?…
Наивысшей славой моего существования никогда не было (о, даже не думайте, что было!) хоть где-нибудь, хоть какое-нибудь расхваливание моих стихов, моего гения. Нет. Было только одно, я Вам сейчас расскажу:
Три года назад, одним апрельским вечером, я, как всегда, в одиночку фланировал по Большим бульварам. Вдруг позади меня – звонкий смех. Кто-то задел моё плечо… Я не обратил внимания… Но тут же почувствовал, как меня за руку игриво тянут ручкой зонтика… Я обернулся… Сзади стояли две девушки… две милые, улыбающиеся девушки… Учитывая время суток, это были, вероятно, две швеи, вышедшие из ателье на Рю-де-ля-Пэ. В руках они держали свёртки…
И одна из них, посмелее, начала: «Вы знаете, что Вы красивый?»
Я возразил… Дальше мы пошли вместе, обмениваясь банальными фразами… (Поверьте, я прекрасно осознаю весь комизм своего признания).
У рыбной лавки на углу дю Фобур я откланялся, заверив, что должен встретиться с другом. В противоестественном порыве я решил положить конец этому приключению. Быть может, из-за опасения разочароваться, если бы оно продолжилось. Не знаю… Мы разошлись…
Тот эпизод стал наилучшим воспоминанием моей жизни!…
Боже мой! Боже мой! Вместо того, чтобы таскаться с этими опущенными плечами, с этим недовольным лицом, как бы охотно я стал красивым, блистательно красивым! И в тот вечер я был таким… некоторое время, я полагаю… Ведь как раз перед тем я написал несколько лучших своих стихотворений.
Я чувствовал себя гордым, достойным восхищения… И вечер светился голубым светом, который скользил по бульвару. А ещё на мне была игривая шляпа… а на лоб свисала юношеская прядь…
Ах! я недели жил этим несчастным воспоминанием… какая бесконечная нежность переполняла меня, нежность к той девчушке, которую я никогда больше не встречал, которую никогда больше и не мог бы встретить, потому что в своей высокомерной гордости мне ни разу не пришло в голову посмотреть ей прямо в лицо… Как же я её люблю… Как же я её люблю… Как я её благословляю… Любовь моя! Любовь моя!…
И в своём преображении – весь просветлённый неистовым, мелодичным блеском своих португальских глаз – Рикарду де Лоурейру в тот момент стал по-настоящему красивым…
Впрочем, я до сих пор так и не знаю, был ли мой друг приятной наружности или нет. У него, целиком сотканного из противоречий, внешность тоже была противоречивой: иногда его вытянутое, изнурённое лицо, если смотреть прямо, казалось сияющим. Но в профиль выглядело совсем иначе… Однако, не всегда: его профиль порой был даже приятным… при определённом освещении… в некоторых отражениях…
