Здесь начинается Африка | страница 45
Зеленые искусственные насаждения Ботанического сада после нескольких городских кварталов, легко преодолеваемых на фуникулере, как бы продолжаются в буйной зелени, занимающей верхнюю часть города и названной, как в Париже, Булонским лесом.
Французы приезжали в Алжир с разными целями. Одни — для получения тех благ и прибылей, которые сулит завоевателям колонизованная страна, другие — для изучения климата, флоры, фауны Северной Африки, третьи — чтобы ближе и пристальнее познакомиться с бытом местного населения, и, наконец, четвертые — чтобы почерпнуть в красоте его природы материал для своего художественного творчества.
Интерес к Алжиру выражался не только в стремлении колонистов поработить его народ и овладеть его богатствами. Немало открытий сделали здесь европейские ученые, вписавшие новые страницы в историю мировой культуры и науки. А литература, искусство?
Трудно охватить даже в беглом перечне всех писателей и художников, плодотворно занимавшихся в своем творчестве алжирской темой. Помимо упоминавшихся уже Сервантеса и Реньяра, переживших в этом городе, быть может, наихудшие годы своей жизни, об Алжире с интересом писали Гюго и Мопассан, Теофиль Готье и Доде, Флобер и Жюль Леметр, Мюссе, Жорж Санд, Альфред де Виньи, Бальзак, Мериме. В одном из своих писем Жюль Гонкур признавался брату: «Решительно, мой милый, на свете существует два города — Париж и Алжир. Париж — это город для всех, Алжир — это город для артистов». В Алжире творили почти все французские импрессионисты.
Однако художники, писатели, деятели культуры не могли не замечать бесправного положения местного населения, жестокой эксплуатации страны французскими колонизаторами. Среди многих упоминаний об Алжире в поэзии В. Гюго есть, например, такие строки:
В 1881 году в Алжир приехал Мопассан. Он хотел уяснить себе истинные причины, политические и экономические, непрекращающихся восстаний арабов против французских поработителей. Несмотря на то что отдельные племена продолжали вести борьбу, Мопассан проехал страну от столицы до оазисов, причем значительную часть верхом. В результате этой беспокойной, не лишенной опасностей и тревог поездки он писал: «Мы же продолжаем оставаться грубыми, неуклюжими завоевателями и чваниться своими готовыми истинами. Навязанные нами нравы, наши парижские дома, наши обычаи шокируют в этой стране, как грубые промахи, противоречащие требованиям эстетики, благоразумия, здравого смысла. Все, что мы ни делаем, кажется какою-то нелепостью, каким-то вызовом, бросаемым этой стране…»