Ж. Шало отмечает уникальность термина «трудолюбие» в египетских надписях и папирусах>{37}. Это слово— пришелец из стоической и кинической философии, из популярной морали. Однако говорить об уникальности все же не стоит. Ниже мы увидим, что проповедь трудолюбия вовсе не была чужда письмам римского Египта. Ей посвятил немало строк Филон Александрийский— дядя Тиберия Юлия Александра. Филон сформулировал идею, витавшую в атмосфере его эпохи, — идею усердного труда. Этот труд виделся как антитеза «лености» рабов и «корыстолюбию» наемных работников. Его неотъемлемые черты — усердие и добровольность>{38}. Когда Тиберий Юлий Александр говорит о радостном и усердном служении Египта, о добровольности литургий, о трудолюбии сельских жителей, он во многом повторяет мысли своего дяди.
Параллелью к указу философствующего префекта являются не «декреты человеколюбия», а уникальный для птолемеевской эпохи документ — письма «министра финансов» (диойкета) Герода (164 г. до н. э.)>{39}. Ближайшие потомки переписывали и изучали эти послания как образец эпистолярного искусства. Уже их преамбула напоминает указ Тиберия Юлия Александра. Перед нами не пассивный народ, ждущий благодеяний, но активная толпа — египетские воины, вопиющие о несправедливости, подаюшие прошения. Ситуация обострена. Со времен битвы при Рафии (217 г. до н. э.) египетские воины представляли собой немаловажный элемент в птолемеевском царстве. Тогда доведенный до крайности Птолемей IV был вынужден ввести в бой обученных по македонскому образцу египтян, которые и принесли ему победу. Но далее с ними приходилось считаться, особенно с частями, расквартированными в столице.
Недовольство воинов вызвал указ о принудительной аренде заброшенных царских земель. К аренде привлекались их семьи, оставленные в сельской местности. На недовольство диойкет Герод отвечает изощренной демагогией, как бы предваряющей риторику императорской эпохи.
Впрочем, основной демагогический прием Герода обычен для птолемеевских декретов: вся вина сваливается на конкретных исполнителей — чиновников «на местах». Они неправильно поняли смысл указа: вместо того, чтобы привлекать к аренде тех, кто в состоянии принять ее на себя, они загружают всех подряд — и неимущих, и семьи воинов. Это породило непонимание египтянами благодетельного смысла указа. Если же чиновники исправят свои ошибки, то земледельцы, «видя, что подразумевается общая польза… усердно передадут свой скот» для обработки запущенных земель. К тому же они будут уверены в вознаграждении за переданный скот (стк. 173–192). На сцену выступает нечто новое: «усердие» египтян, к которому взывал и Тиберий Юлий Александр. Диойкет хочет сознательного повиновения, он не только расточает благодеяния, но и надеется на добродетели подданных (правда, в гораздо меньшей степени, чем римские сочинители указов).
