Бернис молчал.
— Кхм… молчишь? А ведь это лишь первые ласточки. Предвестники шторма. Сколько ещё степняков придут в эти земли? Нам всем им давать честный бой? И насколько же нас тогда хватит? В скольких честных боях мы устоим против орды?
Бернис продолжал молчать, а я расходился всё громче и громче:
— Едва ли в одном!.. Умереть, не запятнав свою честь… так?.. вот она — мечта всей твоей жизни?.. И дальше что?.. Орда беспрепятственно проходит Старый Тракт. Топит в крови весь твой край. Мужчин и стариков вырезают. Детей и женщин угоняют в рабство. Города сжигают дотла…
Аура Берниса вспыхнула стыдом и досадой, но я ещё не закончил:
— Зато наш герой, что мог остановить… что мог уничтожить, к храсовой матери, эту угрозу в зародыше — в первом же бою пал смертью храбрых. Нет его больше. Некому защитить невинных от страшной участи. Некому пролить луч света на нашествие тьмы. Он сохранил свою Бостову честь да с чистой совестью отошёл на Ту Сторону. А дальше хоть трава не расти, так получается? Ну что же ты молчишь? Ответь же мне — много ли чести в таком безрассудстве? Много ли чести в глупости, когда её плоды обойдутся так дорого?!..
Пока я говорил, Бернис трижды изменился в лице. Нет. За грубый тон он не злился. Его аура вспыхнула досадой и горестью. Я попал в самое сердце доблестного воителя. Видно, Бернис и бойню в Алланти припомнил, и все её тяжкие последствия. Графу было стыдно. Он покраснел, опустил глаза, его руки обмякли и беспомощно обвисли, будто ивовые ветви.
— Запомни раз и навсегда: в войне вообще чести нет. Ибо какая честь может быть в убийствах, грабежах, мародёрстве и пытках. Эта кровавая жатва недостойна ни поклонения, ни одобрения. Сегодня у нас с тобой есть оправдание. Сегодня мы убивали, чтобы выжить самим. Но это не снимет с нас клейма мясников. Оно навеки отпечаталось на наших именах. Носить его мы будем до предсмертного вздоха последнего человека, что знает нашу историю. И раз уж так вышло, раз уж дикарей нам с тобой не спасти, то сохранить жизни наших воинов мы обязаны. И чем больше ты в том преуспеешь, тем большие почести тебе в итоге окажут. Сохранить свою армию, сделать так, чтобы воины снова увидели семьи, вернулись к жёнам и детям — вот истинная добродетель славного воина.
— Сир, я понял, — поднял голову граф. — Прошу прощения за мои глупые мысли.
— Не стоит извиняться, дружище, — смягчил я интонации голоса. — Ты ни в чём не виноват. Ты всего лишь дитя своего времени. Славный сын своего народа. Главное, хорошенько осмысли мои слова. Времена меняются. И люди должны меняться вместе с ними.
