Сантосо искусно повернул разговор в иное русло и обратил весь свой гневный пафос против китайских ростовщиков, торговцев, перекупщиков и конкретно против местного лавочника Тана. Действительно, Тан скупал у крестьян рис и сахарный тростник, иногда еще на корню, и перепродавал потом с немалой для себя выгодой городскому перекупщику. Тот в свою очередь, также с немалой выгодой, продавал тростник на сахарный завод, а рис — своим постоянным заказчикам, сурабайским лавочникам. Таким образом, за счет крестьянского труда наживалась многоступенчатая иерархия дельцов-китайцев, и г-н Тан был ее низшей ступенью. Сантосо пока не посвящал крестьян в причины своей антипатии к китайцам-конкурентам. Он и другие сельские богачи мечтали сколотить свой сбытовой кооператив, чтобы, минуя Тана и городского перекупщика, самим скупать у крестьян и перепродавать рис и сахарный тростник.
Речь Сантосо возымела действие. Убедить крестьян в той простой истине, что лавочник Тан — пиявка, спекулянт и эксплуататор, было не так уж трудно. Ватаги парней, среди которых был и Харсоно, вооружилась камнями и палками и двинулась к лавке.
Тучный Тан с безразличным видом восседал, как всегда, за прилавком. Узкие щелки глаз терялись в складках заплывшего жиром лица, густо забрызганного старческими родимыми пятнами. Монументальный лавочник напоминал позеленевшую от времени, засиженную мухами фигурку Будды из домашнего алтаря. Сыновья лавочника возились с товаром. Однако флегматичное безразличие г-на Тана ко всему окружающему было только внешним. Услышав воинственные выкрики приближающейся толпы, он моментально сообразил, чем это ему грозит, и тонким отрывистым голосом отдал распоряжение двум сыновьям. За несколько минут семейство Тан ухитрилось убрать внутрь товары, выставленные на лотке перед лавкой, и надежно забаррикадироваться. Это был тщательно отработанный, поражающий ловкостью и слаженностью номер. Номер, достойный хороших цирковых фокусников. Когда парни приблизились к лавке, перед ними вместо прилавка был плотный ряд толстых досок, задвинутых в пазы и перекрытых изнутри железным засовом с замком. Теперь Таны могли отсиживаться в своей лавке-крепости и терпеливо ждать, пока накалившиеся страсти не остынут сами собой и деревенская жизнь не войдет в обычную колею. На помощь полиции г-н Тан в таких случаях не очень-то полагался. Облеченные властью бапаки руководствуются заповедью: «Нет худа без добра». Если людские страсти достигли критической точки кипения, пусть горлопаны и смутьяны обрушатся на какого-нибудь «камбинг хитам», т. е. козла отпущения. Китайский лавочник подходит для такой роли во всех случаях жизни. Для людских страстей, как для перегретого пара, нужен выхлопной клапан.
