Снова любить | страница 2



Клавдий кивнул, затем спросил раненого:

— Как твое имя, трибун?

— Флавий Друзас, цезарь.

— Тогда нет ли между нами родственных связей? — воскликнул удивленно император; его собственное имя было Клавдий Друзас Неро.

— Отдаленные, цезарь.

— Кто твой отец?

— Тит Друзас, цезарь, и мой брат тоже Тит.

— Так, — промолвил император задумчиво. — Твой отец в сенате. Насколько я помню, он достойный человек.

— Да, цезарь.

— Ты трибун латиклавия четырнадцатой когорты, — отметил император, оглядев доспехи юноши. — Теперь, я полагаю, ты должен отправиться домой, Флавий Друзас.

— Да, цезарь, — последовал покорный ответ, но Клавдию послышалось нечто большее, чем разочарование, в голосе молодого человека.

— Ты не хочешь домой? — спросил он. — Разве у тебя нет юной возлюбленной или жены, с нетерпением ожидающей твоего возвращения? Как долго ты был в четырнадцатой когорте, Флавий Друзас?

— Почти три года, цезарь. Я надеялся сделать карьеру в армии. Я младший сын Тита Друзаса. У меня есть еще три брата. Самый старший последует, конечно, по стопам отца, а Гай и Луций — члены магистрата. Еще один член магистрата от семьи Друзаса — и нас обвинят в монополии, — закончил Флавий Друзас с легкой улыбкой. Затем вздрогнул от боли и побледнел: лекарь из его ноги извлек дроги к.

Клавдий почти застонал, сочувствуя страданиям юноши. Хотя звание трибуна латиклавия ниже звания командира легиона, оно считалось почетным. В состав каждого легиона входили шесть трибунов, пять из них обычно были закаленными в боях ветеранами. Звание трибуна латиклавия, как правило, присваивалось юноше до двадцати лет из знатной семьи, которого посылали на два или три года в армию, чтобы воспитать, или скрыть юношеские грешки, или отвлечь от дурных товарищей. Обычно в конце срока трибун латиклавия возвращался домой на должность члена магистрата к богатой жене.

Император обратился к командиру легиона:

— Он хороший солдат, Алий Маджеста? Командир легиона кивнул:

— Самый лучший, цезарь. Он пришел к нам, как и все они, зеленым молокососом, но в отличие от остальных, что побывали у меня за время службы, Флавий Друзас был настойчив в учебе. Он остался, в то время как другие мои трибуны уходили через год. Я планировал повысить его в звании. — Он посмотрел на побледневшего юношу. — Жаль, цезарь. Он хороший военачальник, но я не могу держать хромого трибуна.

Клавдий испытывал искушение спросить у Алия Маджесты, какая должна быть у человека походка, чтобы принимать правильные военные решения, но воздержался. Его собственная хромота и заикание всю жизнь были причиной насмешек. Он считался ни на что не годным даже в своей собственной семье. Но когда его ужасного племянника Калигулу свергли и убили, армия обратилась к нему с призывом править Римом. Клавдий лучше, чем кто-либо, сознавал, с какой проблемой столкнулся Флавий Друзас. Предубеждение подобного рода трудно побороть, — Ты получишь награду за спасение моей жизни, — сказал он твердо.