Какая удобная философия! К тому же, вероятно, трудности существования крестьянина, весь надел которого, по японской пословице, был «с кошкин лоб», очень отличались от трудностей самого могущественного в Японии феодала, чьи богатства росли, как снежный ком. Миллионы крестьян, задыхаясь от нужды, катили этот ком, и скреплен он был крепче цемента драгоценными жемчужинами их слез и пота. Но рост богатства не умерял ненасытность династии, и своим потомкам сёгун завещал девиз: «Крестьянин что кунжутное семя — чем больше жмешь, тем больше выжмешь».
Потомки оказались ревностными исполнителями завещания. Крестьянина давил сёгунский чиновник, ростовщик, феодал, самурай, бонза, на одного крестьянина, по данным японских историков, приходилось около 1500 налогов — цифра внушительная. Длинный список налогов, унылый, как осенний день, и бесконечный, как нить паука, тянулся за крестьянином до последнего его дня. Строжайшие регламентации пронизывали всю жизнь, начиная от запрещения есть рис в непраздничные дни и кончая строго установленным цветом и покроем одежды. Но страшнее изнурительного труда и издевательств была система полицейского сыска, подозрительности и шпионажа. Каждая деревня была разбита на пятидворки — гонингуми. Цель такого деления — внедрить глубже систему слежки и доноса. На пятерых раскладывались налоги, на пятерых ложилась темная ночь недоверия друг к другу и обязанность следить за соседом: нарушит сосед регламентации — ты в ответе, сбежал — все 1500 его налогов раскладываются на оставшихся четырех. Недаром японский фольклор вполне определенно характеризует это время: «Пришла беда, полагайся на себя», «Рот лучше держать закрытым», «Когда говоришь в поле, помни, что и трава может подслушать».
Существование системы, созданной сёгуном, — один из уроков, которые преподносит история: сорняк, не будучи уничтоженным, не только живет, но и размножается, захватывая все новое пространство. Ядовитые семена токугавской системы, для которой характерно было попрание человеческого достоинства, через два с половиной столетия обрели в Японии новую благодатную почву. Кто скажет, что восстановление в годы второй мировой войны соседской общины — почти точного слепка токугавской пятидворки — не является показателем совпадения идеалов и целей правительств, хотя их разделяет несколько веков?
А порождение фанатичной военщины — «камикадзэ» и «кайтэны» — летчики-смертники, для которых не был предусмотрен обратный путь, и моряки, садившиеся в управляемые торпеды, чтобы взлететь на воздух вместе с кораблем неприятеля! Западные писатели, приезжавшие в Японию, испокон веков становились в тупик перед философией бусидо
