– Ну, Иван Андреевич, ну, дорогой ты мой! – не сумев сдержать эмоций, Лешка стиснул худенькое тело коллежского регистратора. – Вот ваши семь рублей! Я искренне вас благодарю!
Через пять дней грязная дорожная кибитка въехала в Чернигов. Город в этом времени был пока что небольшим, с населением всего-то около шести тысяч человек, и найти инвалидную команду в нем большого труда не составило.
Возле покосившейся караульной будки и лежащей поперек дороги полосатой жердины на въезде стояли два пожилых солдатика. Они были в старых, штопаных мундирах и при древних фузеях, видавших еще Нарву или Полтаву. На вопрос же путников, как им можно найти инвалидов, они дали весьма пространные пояснения:
– Вон туды пойдете, ваши благородия. Там по левую сторону от главной площади спуск в сторону реки будет. Они рядом с нашей гарнизонной ротой в своей казарме живут, а к нам как бы только лишь приданы. Да у них там свой унтер Игнат на командовании. Ох и шибко злой ведь он человек. Забижает он бедолаг тех калечных.
– Разберемся! – кивнул Лешка. – Спасибо, братцы. Легкой вам службы!
– Спасибо, вашбродь, и вам удачи! – кивнули седые ветераны.
– Архип, я тебе целый двугривенный дам, ты нас только дождись, – попросил кучера Егоров. – Мы всего там часик будем, а потом к тебе выйдем.
– Ну а чаво бы не подождать хороших людей, – почесал тот под шапкой густую шевелюру. – Только вы уж не сильно там долго, барин, а то с меня ведь за опоздание почтовый смотритель спросит. Как раз тот двугривенный и уйдет на то, чтобы от него откупиться.
На небольшом утоптанном плацу возле нескольких серых строений копошилось несколько фигур в рваной одежке. Трое доходяг на корячках выдергивали траву на обочине, а четверка покрепче облепила бревно и, следуя за ними, постукивала им о землю, приминая. Еще трое шли следом и мели длинными вениками. За всем этим, стоя спиной к егерям, приглядывал здоровенный и красномордый унтер.
– Чаво корень пропустил, зараза! Я кому только что сказал, выкапывай глубже!
Бам! Широкая, словно лопата, ладонь сшибла на землю ближайшего работника.
– А ты чаво тут на меня уставился! Работай, скотина! – и он пнул ногой второго. – Жрать у меня никто не получит! Да я плевать хотел, что ты раньше в сержантах ходил! Сейчас я тут только для вас власть! Я! – и он опять ударил ногой по культе инвалида.
– Алексей, да это же наш Карпыч! – выдохнул Бестужев и схватился рукой за эфес своей сабли.
– Стой! Я сам! – каким-то звенящим шепотом выдохнул Егоров и, вынув из ножен гусарку, по плотно утопанной земле неслышно подошел сзади к унтеру. – Эй, Игнатка, ты чего тут бедолаг забижаешь? – произнес он негромко.
