– О господи! – тяжко вздохнул Бестужев. – В меня, пожалуй, больше уже ничего не полезет!
– Да куда ты денешься?! – хлопнул его по плечу Живан. – Впереди еще такой вкусный десерт: пирожные в сиропе урмашица, блины с начинкой, запеченные в сыре орехи и сливы – штрукли, сваренные в меду орехи – альва. Еще продолжать?
– Хватит! – попросил его поручик. – Я и половины, даже если по кусочку откусывать, не осилю. Возле меня тетушка Антония сидит и все время мне что-нибудь да подкладывает.
Дымились чашки с крепким турецким кофе, дядя Михайло играл грустные народные мелодии на скрипке, мать Живана с тетей Антонией вытирали украдкой слезы, а офицеры сидели и думали каждый о своем.
«Вот и закончена эта война, война, на которую я попал так давно, что даже многое забылось, и порою не верится, что все, что до нее было, было именно со мной, – думал Егоров. – Какая странная эта штука – судьба. С одной войны из совершенно другой жизни и из другого времени и попасть в это. И везде ведь свои люди, чувства, симпатии, любовь. Была любовь».
На душе у Лешки стало так тоскливо. Он тихонечко, чтобы никому не мешать, привстал со своего места и вышел в сад. Вокруг давно стемнело, а его освещало несколько масляных светильников и большая, круглая луна. Лешка встал под абрикосом и гладил его ветки.
«Анхен, когда-то мы стояли в цветущем, весеннем саду вместе». Нечеткий, дрожащий, словно легкая кисея на воздухе, образ его невесты стоял перед глазами. Лешка напряженно пытался представить и вспомнить во всех подробностях ее лицо, а оно словно бы уплывало от него куда-то вдаль.
– Алексий, извињавам се! – тихий голос за спиной заставил его вздрогнуть и обернуться. – Извињавам се! Я помешала вам? – Катарина, прижав руки к груди, виновато смотрела в землю. – Вы тако си тужан, – и она с трудом подобрала русские слова: – Вы так печальны сегодня. Я вам помешать?
– Нет-нет, что ты, Катарина, ты мне не помешала, – мягко улыбнулся Алексей. – Это просто музыка. Ваш дядя так прекрасно играет на скрипке.
– Да, так есть, – кивнула девушка. – Но вы печальны не из-за музыка. Вы тужите, вы печалитесь о ней, да? Извињавам се! Я не хотела вас еще более расстроить! Брате поведал нам о вас как о своем лучшем друге, и что у вас печаль на сердце из-за тяжелой потери.
«Потеря, потеря. Самое страшное – это смерть близкого. Все можно найти в этой жизни, кроме человека, которого уже не вернешь, – думал Лешка. – И рад бы хоть что-нибудь сделать, изменить, но уже все…»
