– Орловский пехотный полк, капитан Ермолин, ко мне!
Из строя вышел высокий офицер.
– За доблесть и отвагу в войне императрица жалует вас секунд-майорским чином и премиальными в пять тысяч рублей!
Генерал-майор пожал руку офицеру и вручил ему патент на новое звание, а также отдельный рескрипт с выпиской из приказа о награждении и премировании.
– Благодарю покорно, Ваше превосходительство! – ответил награждаемый и, развернувшись, как это и было уже отрепетировано заранее, громко выкрикнул: – Служу России и матушке императрице! – а затем быстро прошел на свое место в строю.
А по площади уже неслось:
– Поручик Иванов – ко мне! Прапорщик Северский – ко мне! Ингермоландский пехотный полк! Капитан-поручик Угрюмов – ко мне! Поручик Ходынский – ко мне! Ахтырский гусарский полк! Ротмистр Белявский – ко мне! Корнет Буйнов – ко мне!..
После полков дошла очередь и до отдельных батальонов и батарей, а затем и до особой роты егерей.
– Капитан Егоров – ко мне!
Как показалось Егорову, с особой, какой-то отеческой теплотой генерал-майор Денисов пожал ему руку и вручил рескрипт на пять тысяч премиальных. Затем он отбросил все условности и на глазах у всего строя похлопал его по плечу.
– Ты это, не грусти, капитан, – с каким-то слегка виноватым видом произнес он. – Один ты нынче без производства в чинах. Не уйдет от тебя майорство, это уж я тебе обещаю!
– Благодарю покорно! – ответил, как и положено, Лешка и добавил уже озорно от души: – Да вы и сами не переживайте, ваше превосходительство. Я ведь молодой, а до генералов мне не так уж и далеко! – и, резко развернувшись, выкрикнул, как и все: – Служу России и матушке императрице!
– Молодец, орел! – расслышал он за спиной, чеканя строевым к своему месту. А по площади уже неслось:
– Поручик Милорадович – чин капитан-поручика и три тысячи премиальных! Подпоручик Гусев – чин поручика и две тысячи премиальных! Подпоручик Бестужев – чин поручика и две тысячи премиальных! Прапорщик Хлебников – чин подпоручика и полторы тысячи премиальных!
– Хорошо, Ваше благородие, красота-а, – оглядывая Лешку со всех сторон, в восхищении протянул Данила. – Мы с Федоткой из интендантов чуток ваш доломан приталили, и галуны на него, те, что поярче, еще нашили. Ох и красиво же получилось!
Ростового зеркала в роте не было, и Лешка крутил небольшое овальное и так и эдак, рассматривая в нем свое отражение.
«А что! Очень даже неплохо, – подумал он. – Мундир хоть и не такой яркий, как у тех же гренадеров или гусар, и весь в неброском черно-зеленом цвете, но смотрится вполне себе даже солидно. Сапоги надраены до блеска, волчий, черный, с синим отливом хвост на парадном его картузе распушен, Кагульская медаль и Георгиевский крест аж горят и светятся начищенным серебром. На черном широком поясе сабля в отделанных и красиво украшенных ножнах. Лицо вот только какое-то обветренное, с конопушками у носа. Шрам этот кривой на щеке и над бровью, царапина на подбородке, словно у мальчишки-драчуна, а не у солидного командира отдельного воинского подразделения. А-а-а, да и бог с ним, с этим лицом! – усмехнулся Алексей. – Не на бал-маскарад в Питерском салоне, а к другу-сослуживцу на семейный ужин собираюсь!»
