Курсанты повалились на траву, но не менее измученные командиры заставили подняться, скинуть скатки, составить в козлы винтовки и приняться за оборудование огневых позиций. Возчики с обозных телег притащили лопаты, кирки и ломы. Усталые руки вчерашних школьников дрожали и отказывали повиноваться, рукоятки выскальзывали из мокрых от пота и кровавых мозолей ладоней, но звучал приказ и люди работали, в полузабытьи, механически взмахивая кирками, долбя землю ломами, выбрасывая лопатами жирную черную землю. Выкопав окопы и оборудовав огневые позиции, батарейцы установили в ариллерийских двориках пушки, затащили боеприпасы в укрытия.
Только поздно ночью разнесли по взводам хлеб и горячую кашу с вкраплениями волокон тушенки. Через силу, в полусне, медленно двигая челюстями парни осилили порции и завернувшись в шинели устроились спать в свежеотрытых окопчиках. Бодрствовали только дежурный командир и выставленные часовые из повозочных и ездовых, проведших весь марш не на своих двоих, а на облучках телег и орудийных передках. Усатые дядьки давно забывшие службу и не бравшие в руки винтовок со времен империалистической расселись не особо прячась по краям орудийных двориков, натянули поглубже пилотки, затянули шинели ремнями и принялись сторожить повалом спавшую молодежь.
С утра под пересвист жаворонков и другой сельской пичуги курсанты едва раздирая слипающиеся веки, понукаемые отделенными побежали к колодцу ополоснуться, а оттуда с котелками к кухням за все той же кашей, хлебом и чаем. После еды номера расчетов протерли ветошью и выложили из передков возле орудий позиции огневые припасы для первых залпов, отдельно осколочно-фугасные, шрапнель, картечь. Телефонисты разматывали катушки тяжелого жесткого провода и подсоединяли его к клемам допотопных полевых аппаратов в деревянных зеленых ящиках. Вскоре все батареи оказались соединены между собой телефонной связью, но самое печальное — отсутствовала связь с командованием. Не оказалось на месте ни обещанных войск прикрытия, ни так надоедавших еще вчера и напрасно ожидаемых сегодня, посыльных с приказами. Не было пока видно и немцев. Мирный день начинался в хуторе петушиным ором и скрипом колодезного журавля.
— Что же нам делать? Самим Уходить? Скотину в лес гнать? Майно ховать? — Ходил за хмурым полковником пожилой колхозный бригадир неожиданно для себя оказавшийся главным среди хуторского женского населения. Бабы стояли за жердяными тынами и следили из под белых хустынок за переговорами, решающими в конечном счете судьбу их детей, жилищ, небогатого майна, скотины и прочих составляющих сельской мирной жизни.
