— Разлеглися тут, босяки, убираться не дают, геть, геть видселя. Приехали служить, так служите, а спать еще не выслужили, служивые. Щас поезд придеть межнароденый — а оне здесь спят.
Поезд Москва — Пекин пролетал станциюшку на полном ходу и редчайшие в те времена иностранцы видимо знать не знали и ведать не ведали о существовании нашего крохотного вокзальчика, бабки, печки и новоиспеченных лейтенантов в мятых шинелях, с багровыми рубцами на лицах, приключившимися от спанья на жестких чемоданьих боках.
Продрав глаза и подхватив багаж, мы вышли на крыльцо из теплой затхлости зальца ожидания, настоенной на человеческом поте, плесени и металлическом привкусе давно остывшей печки.
Открыв оббитую по краям войлоком дверь мы попали в другой мир, совершенно противоположный ожидаемому — холодному, смерзшемуся миру приведений прошедшей кошмарной ночи. Утро встретило нас переливами радостных, нежнейших, незатуманненых производственными дымами красок. Холодное небо оказалось потрясающе нежным, глубоким и голубым. С розовыми, апельсиновыми, лиловатыми переходами и переливами пастельных тонов. С робким солнцем, встающим над горбатым от сопок горизонтом. Небо было бездонно, беспредельно и нечему было его ограничивать. Безлесые стояли вокруг сопки, желтые от прошлогодней прихваченной изморозью, словно припорошенной снегом травы.
Между сопок, змеей вилась однопутка привезшей нас в эти края железной дороги. Одиноко уходила от станционного закутка в грустную засопочную даль, выложенная бетонными плитами, серая лента шоссе. Бетонка являлась единственной приметой продолжения организованной жизни, звала и влекла к своей истоптанной и выщербленной тасячами армейских сапог, сотнями танковых траков и автомобильных покрышек груди. Мы ступили на нее и сделали первый шаг…
* * *
Чистенький защитного цвета газик обогнал было коротенькую цепочку навьюченных чемоданами офицериков, но вовремя притормозил и съехал на обочину. Из машины вышел подполковник. Три лейтенанта скинули чемоданы на землю и представились старшему по званию. Оказалось, что это и есть наш будущий командир. Подполковник был невысок ростом, полноват, с розовыми, гладкими щеками, носом картошкой, голубыми, хитроватыми глазками под черными бровями и гладко зачесанными назад редкими волосами над загорелым круглым лбом. Не чинясь, но и без наигранной фамильярности он предложил сложить в машину чемоданы и постараться втиснуться самим. Опытным глазом командир сразу оценил, что и чемоданы, и сами доставшиеся ему лейтенанты достаточно худы и способны на сей подвиг.
