— Это на бумаге. И единственная причина, по которой китобойная промышленность обговорила такое условие, — нежелание бодаться с профсоюзом.
— На бумаге или нет, но его никто не отменял.
— Я не хочу, чтобы ты шла со мной!
— Только попробуй остановить меня!
Он вздохнул.
— Ты не понимаешь.
На самом деле он и сам не понимал.
Если бы только он мог вспомнить…
Он герметизировал плот и перешел к палубному шлюзу, Наиси Но-Ку держалась на один шаг позади. Прежде чем открыть шлюз, он сказал Кессельману:
— Подведи корабль как можно ближе вперед, настолько, насколько позволит кабель гарпуна.
Кессельман теперь чрезвычайно деловито кивнул. Старфайндер открыл шлюз и легко спрыгнул внутрь плота. Наиси Но-Ку последовала за ним, потянулась вверх и закрыла за собой шлюз. Плот представлял собой куб с ребром длиной около десяти футов, прикрепленный магнитами к днищу 21—го. Все шесть его граней были прозрачны, и потому казалось, будто оба Ионы вместе с их оборудованием подвешены в пространстве. Из передней стенки плота выступал узкий металлический фартук, на котором был установлен металлический контейнер. Над контейнером помещалась пара стальных членистых «рук». Панель управления манипуляторами — «руками» была смонтирована на внутренней стене. Старфайндер занял место прямо перед ней. Рядом уселась Наиси Но-Ку, у консоли управления плотом.
Высоко посередине задней стены размещалось то, что на первый взгляд напоминало оправленную в рамку голографическую картину с изображением замкнутого, сердитого молодого человека. На самом деле это был действующий в обе стороны обзорный экран, на котором отображалось лицо Кессельмана.
«Небесный свод» украшали многочисленные «новые» созвездия. «Колыбель», «крест», «венец» и «дротик». «Косуля», «ожерелье», «лебедь» и «башмак». Но Старфайндеру было не до них; он не спускал глаз с кита. Тот поглотил и небеса, и сетчатку его глаз, стоило только Кессельману осторожно подвести к нему 21—й. На боках кита появилось много новых трещин. Из них сочилась, точно кровь, расплавленная лава.
Мешающее действовать расстояние продолжало сокращаться, и внутри Старфайндера нарастала ненависть, от которой раскалывалась голова. И дрожали пальцы. Бок кита превращался в высоченную скалу, трещины представали узкими пещерами. Зевы тех, что остыли, позволяли разглядеть в глубине жемчужное свечение.
«Картина на стене» заговорила:
— Я продвигаюсь вперед — настолько, насколько позволит слабина. Вам лучше всего задраиться и отсоединиться.
