Но я хочу лучше понять не их самих.
А, скажем так, людей вообще.
Я сразу же замечаю, что Делл и Куанг Ха почесываются чаще, чем девочки.
Сидят, развалившись на диване, и, по-видимому, очень тщательно следят за происходящим на экране.
Трижды они издают звук, который наиболее точно можно описать как «агрессивный смех».
После третьего взрыва этого смеха они протягивают друг другу руки и стучат костяшками сжатых кулаков.
На одну наносекунду я принимаю это за вызов на бой и пугаюсь.
Но, оказывается, этот жест имеет совершенно противоположное значение.
Соприкосновение костяшками пальцев означает единство.
Я точно знаю, что эти двое друг другу совсем не нравятся.
Неужели их так объединило то, что показывают по телевизору?
Почему наблюдение за состязанием девушек в купальниках и с веслами для каноэ в руках произвело такой эффект?
Я сижу в темном уголке у тихо урчащего холодильника и продолжаю свои наблюдения. Молча, не шевелясь.
Они, похоже, совсем забыли о моем присутствии. Ведут себя совершенно естественно.
Куанг Ха завладел пультом от телевизора и переключает каналы с той же скоростью, с какой какая-нибудь бабуля могла бы листать каталог водных лыж и мотоциклов.
Не останавливаясь и не задумываясь над увиденным.
По всей видимости, Делл и Куанг Ха выискивают две вещи.
Больше всего их интересуют акты насилия. (Они с особым удовольствием смотрят, как в мультфильме человеку всаживают ледоруб в глаз.)
В остальное время они перелопачивают каналы в поисках симпатичных особей женского пола.
Обнаружив что-либо из перечисленного, они перестают щелкать пультом и с удовольствием воспринимают зрительные стимулы.
Они говорят про девушек, что те «горячие».
Не в том смысле, что к девушкам нельзя прикоснуться из-за крайне высокой температуры тела.
Нет.
«Горячая» означает «привлекательная».
Делл даже кричит: «Огонь!»
А Куанг Ха говорит: «Прямо дымится!»
Удивительно неуместное выражение.
У них какой-то особый язык, и его можно выучить.
Я учусь.
Через некоторое время я решаю, что с меня хватит, и иду вниз, на улицу.
Мне нужно побыть на свежем воздухе.
Когда я работала в саду, то каждый день, если только не было дождя, подолгу бывала на улице.
Очень хочется очутиться на заднем дворе нашего дома, там было как в джунглях.
Но, конечно, мне туда не попасть.
Это место зовется «Сады Гленвуда», но растут здесь разве что сорняки, да еще разбросана во внутреннем дворике пыльная пемза.
Я сажусь на ступеньки и долго гляжу на груды камней, напоминающих (с расстояния) сваленную горками картошку.
