– Это нельзя назвать научным способом описания последовательности событий, но с учетом того, что со мной случилось, я очень хорошо понимаю мысль.
Давно я так много не говорила.
И – то ли от усталости, то ли оттого, что что-то изменилось, – но я держу Патти за руку, смотрю ей в лицо и – улыбаюсь.
И даже губы не сводит.
И Патти не отворачивается.
Все очень проголодались, даже я, а я ведь давно перестала испытывать голод.
Патти пытается позвонить Деллу, но он не берет трубку.
Так что ужинаем без него.
Что самое странное – внезапно нам начинает казаться, будто мы и впрямь живем здесь, в «Садах Гленвуда».
Мы садимся вокруг стола с красной пластиковой крышкой, а поев, выбрасываем бумажные тарелки (фарфоровых Делл не держит) в мусорный мешок.
Патти немедленно отряжает Куанг Ха вынести мешок на помойку, потому что в кухне мусора больше быть не должно.
Мы помогаем ей убрать со стола, прячем остатки еды в холодильник, а потом осваиваем нашу свежекупленную, пусть и не новую мебель.
Я не верю своим глазам: у Патти еще есть силы, она берется за гору перестиранного белья Делла и сворачивает каждую пару трусов в плотный плоский конвертик.
Теперь они выглядят так, словно только что из торгового автомата.
Вот какая Патти аккуратная.
Куанг Ха не отлипает от огромного телевизора Делла и находит программу, в которой японские футболисты разбивают головой глиняные горшки.
Мы смотрим все вместе.
Удивительно притягательное зрелище.
Я знаю, что сильные удары по черепу способны в перспективе повлечь за собой самые серьезные проблемы медицинского характера.
Но сейчас это последнее, что могло бы меня обеспокоить. Пусть их.
В этой комнате все такое непривычное, что я на краткий миг забываю о том, что у меня нет больше ни мамы, ни папы, ни места, которое я могу называть домом.
Я откидываюсь на спинку дивана.
И чувствую, как что-то больно упирается снизу в правое бедро.
Я сую туда руку и вытаскиваю маленький зеленый желудь – я на него уселась. Откуда он взялся – понятия не имею.
Яблоки растут на яблонях. Вишни – на вишневых деревьях. Но никто не говорит, что желудь растет на желудевом дереве.
Интересный факт.
Некоторым такие нравятся.
Я держу твердый, как орешек, желудь (который на самом деле – фрукт) на ладони. Сидящая рядом Маи улыбается и говорит:
– Может, он счастливый.
Я кладу желудь в карман – возможно, она права.
В конце концов, желудь – это семя, а семя – это всегда начало чего-то нового.
Я откидываюсь на спинку дивана, запрокидываю голову, но даже сквозь влагу в глазах вижу по ту сторону потолочного окошка расплывчатый янтарно-зеленый леденец луны.
