указывает авторство так: «Ф. Скотт и Зельда Фицджеральд», чтобы рассказы лучше продавались. Она негодует. Самолюбие Скотта уязвлено, и теперь он тоже пишет короткие истории за несколько сотен долларов. Единственная их тема — немота в браке. Этим летом Скотт больше всего любит проводить время с Хемингуэем, с ним так здорово пьянствовать и рассуждать о жизни, глядя в стакан. Одним из вечеров в июне 1929 года они сидят в ресторане «Мишо» и подавленный Скотт говорит, что Зельда заявила ему, будто у него слишком маленький член, меньше, чем у других мужчин. Хемингуэй сразу приглашает его пройти в туалет, чтобы снять точную мерку. Вывод эксперта: всё в порядке. Но Хемингуэй замечает, что Фицджеральд не очень-то рад таким результатам измерений: «Он ухватился за это оправдание своим неудачам и не хотел утешения». Хемингуэй предлагает безутешному другу сходить завтра вместе в Лувр и сравнить себя с особенностями античных статуй, но Фицджеральд отказывается, упиваясь своим мнимым ничтожеством. Так сказала Зельда, и для него это истина. Еще один повод крепко напиться.
В балетной школе летние каникулы, у всех летние каникулы, и Фицджеральды замечают, что им тоже надо бы отправиться на каникулы, чтобы не терзать друг друга в квартире на улице Палатен. Они едут на Ривьеру, двое утопающих на сухом песке, снимают на гонорары Скотта от рассказов виллу «Fleur de Bois», они хотят «купаться, загорать, стать молодыми», как пишет Скотт. Но в первую очередь они хотят отвлечься от самих себя. В этот раз им опять помогают Сара и Джеральд Мёрфи, сказочно богатая парочка американских светских львов, их вилла «Америка» в Антибе — идеальное место, чтобы забыть об окружающем мире. Коктейльные вечеринки под тяжелыми листьями пальм, на густом короткостриженом газоне. Сколько же здесь красивых, загорелых людей из Нью-Йорка и Парижа в белых одеждах, и это холодное шампанское, и тихий джаз, а внизу блестит на солнце Средиземное море, а спину греют лучи заходящего солнца — но на этот раз всё это без толку. Жизнь — это не красивый закат. Зельда целыми вечерами бессмысленно улыбается чему-то своему, как будто танцует у балетного станка в Париже, а не рядом с оградой, высоко над берегом моря. «С недавних пор, — пишет Скотт с Ривьеры, — часам к одиннадцати я всё чаще разваливаюсь, из глаз льются слезы, или, может быть, это джин поднимается до глаз и льется наружу».
«За это лето ты всего раз пришел ко мне в постель», — скажет она ему позже. «Я не помню тебя этим летом», — ответит он.
