Мэтью замолчал.
— И ты?
— Ну да, я тоже. Но я не считал, что это смешно.
— Но видел, как все случилось?
— В тот момент я говорил с Саттон Холмс.
Саттон Холмс. Уайлд и Мэтью редко беседовали по душам, но Уайлд знал о его зазнобе. Кроме Мэтью, Уайлд никого не пускал к себе в капсулу. Когда парню нужно было отдышаться, Уайлд приводил его к себе. В походе, у костра, в единении с природой — можете навесить любой ярлык — человека так и тянет излить душу.
— К тому времени уже стемнело, — продолжил Мэтью. — У Мейнардов переносное освещение, как на открытом бейсбольном поле. Нам наливают какой-то сладкий компот, но у половины ребят фляжки с вискарем и водкой. А я смотрю в сторону леса. Жду, когда вернется Наоми. Прошло минут пять. Может, десять. Тут из леса выходит Кайл с поднятой рукой. Поначалу я не понял, что там у него. Он подошел поближе… — Мэтью закрыл глаза. — И оказалось, что это пингвинья голова. Одна голова с торчащей набивкой. — (У Уайлда заныло сердце.) — Все принялись весело орать.
— А ты? — Уайлд старался, чтобы голос не звучал осуждающе.
— Ты хочешь дослушать мой рассказ или нет?
Он был прав. К этому вопросу можно вернуться позже. Сейчас Мэтью казался очень маленьким. Уайлд напомнил себе, что Мэтью — ребенок, потерявший отца в автомобильной аварии. Он старается влиться в общество. Хотя Уайлду этого не понять: он всегда стремился к противоположному полюсу.
— К тому времени я был уже навеселе.
— Навеселе — то есть?..
— Пьяный.
— Еще и под кайфом?
— Нет, наркотиков не принимал. Но выпил немало. Понимаю, за оправдание это не прокатит. Но это важно. Короче, я там ошивался, а дело уже к ночи шло, и я понял, что никто не расходится. Кто-то из родителей сообразил, что мы перепились, и решил, что нам лучше остаться в поместье, пока не протрезвеем. — («Разумно», — подумал Уайлд.) — Я видел, как Крах достал зажигалку. Чиркнул колесиком и поджег пингвина Наоми. Просто взял и поджег. И улыбался до ушей. Огляделся — наверное, хотел видеть реакцию Наоми, — и тут я понял, что она до сих пор не вернулась из леса.
Мэтью взял яблоко и перешел в гостиную. Уайлд направился следом:
— Что было дальше, Мэтью?
Мэтью уставился на яблоко в руке. Уайлд подумал, что сейчас он видит не яблоко, а того пингвина.
— Ну как объяснить, что я тогда чувствовал?
— Попробуй.
— Хреново мне было. Депрессовал. Саттон была с Крахом. Парочки начали уединяться, искать укромные места. Ну, не знаю… Я чувствовал, что мне там не место. Пьяный злой дурак… Короче, я пошел ее искать. В смысле, Наоми. Было темно, но ты научил меня ориентироваться в лесу. Разок я споткнулся, врезался мордой в дерево. Голова закружилась еще сильнее. Губу рассек до крови. А потом нашел Наоми. Она сидела на валуне. В лунном свете, в профиль, она очень красиво смотрелась. Я подошел ближе. Она наверняка слышала мои шаги, но не обернулась. Слез у нее на лице не было. Глаза сухие. Я спросил, как она. Наоми говорит: «Это всего лишь дурацкая игрушка», и я вижу, что она не лукавит. Ей и правда все равно. Я подошел ближе, ноги вроде как подкосились, и я упал рядом с ней. Мы были у ручья за особняком Мейнардов. Я понимаю, журчание воды — приятный звук, но знаешь, о чем я думал в тот момент?
