— Если ты так понимаешь любовь, почему же на деньгах женился? Подождал бы, когда придет любовь… — пробормотал Домантас, ошарашенный признанием Юргиса. — Не понимаю я тебя.
— Хочешь — верь, хочешь — не верь, но я и сам себя не понимаю. Клянусь тебе, не понимаю! Какого черта я на эти деньги польстился?! Зачем? Впрочем, нет. Вру! Не слушай ты меня! Я ведь прекрасно знаю — хотел быть богатым. Хотел иметь право любому плевать в морду. Ясно тебе, в чем тут дело? Ненавидел я людей и поэтому хотел богатым стать. Понимаешь? Только все это богатство оказалось миражем. Как был я голяком, так им и остался. Может, и есть у жены денежки, но капитал этот она от меня за семью замками держит. И вот еще что: ты не думай, я не только из-за денег женился. Очаровала меня Бутаутайте своей философией абсолютной свободы личности. Каких только, черт ее побери, речей не толкала по сему поводу! Теперь тебе должно быть ясно то, чего я и сам иногда не понимаю. Ясно?
— Ясно.
— Ну вот мне и легче.
Они замолчали. Лицо Крауялиса стало багровым. Лоб усыпали капельки пота. Он достал сигарету и разминал ее в пальцах, готовясь закурить. Делал он это с таким вниманием и усердием, будто бог весть какую важную работу совершал.
— Твоя Юлия — женщина умная. Думаю, с ней можно ужиться.
— Женщина? Нет, братец ты мой, не женщина она, а унтер-офицер, главнокомандующий и проповедник, вместе взятые… Женщина! Знал бы ты, какого она о самой себе мнения! Если хочешь, она считает себя столь могучей и мудрой, что для нее управлять всем миром — плевое дело. А приходится одним мною командовать… Разве она может этим удовлетвориться? Представляешь? Весь этот поток, весь этот поток мудрости — на одну мою бедную голову! Жуть. Проповедям ее ни конца ни края нет. Мне поверь, и словечка вставить не дает… А так иной раз хочется кое-что сказать. Совсем уж у меня слов нету, что ли? Вот и приперся к тебе, чешу язык… Где еще доведется поговорить всласть? Ну, чего улыбаешься? Ты не думай, я отлично знаю, что любая речь интересна только самому оратору, а слушатель — лицо страдающее… Но что поделаешь, терпи. Кончится терпение — гони домой.
— Зачем так? Мне действительно интересно. И одиночество надоело…
— Слушай, Викторас, — снова заговорил Крауялис после небольшой паузы, — как ты считаешь — может человек быть счастливым, если ему прикажут: будь? Вот так, ни с того ни с сего, велят: улыбайся, смейся, ликуй и пой, как жаворонок весною, а нет — голову с плеч! И становится человек счастливым… до бешенства счастливым…
