И вот как-то в конце ноября резкий утренний ветер нагнал волны серых туч, на уже голых ветвях повисли капли дождя.
Уходя из дому, Домантене наказала бонне:
— Пусть Альгирдукас побудет дома. Может быть, скоро похолодает, тогда снова сможете гулять.
Но той скучно было сидеть в одиночестве. И она отправилась к приятельнице, служившей в нянях у знакомых Домантасов. Жили они неподалеку. И вот уже битый час Альгирдукас барахтался на ковре со своим сверстником, таким же героем, а их воспитательницы гадали друг другу на картах, не обращая на детей внимания. Альгирдукаса забыли раздеть, и локоны у этого борца слиплись от пота. Потом мальчик попросил пить, ему дали стакан холодной воды. Возвращаясь домой, он простудился.
Ночью ребенок начал метаться, жаловался на боль в боку. На рассвете отец пригласил жившего поблизости врача. Осмотрев ребенка, тот нашел у него плеврит и сам помог поставить компресс.
За день мальчик неузнаваемо изменился — и, придя с работы, перепуганный отец вызвал другого врача. Этот определил воспаление легких и запретил компрессы. Но сын дышал все тяжелее и тяжелее.
Всю ночь просидели родители у постели больного. Они почти не разговаривали, не упрекали друг друга, но оба чувствовали себя виноватыми.
К утру Альгирдукасу стало еще хуже. Он метался, бредил. Викторас прошел в кабинет и дрожащей рукой снял телефонную трубку. Позвонил третьему врачу, профессору.
Когда профессор осматривал больного, мать и отец с робкой надеждой следили за его действиями, словно он был волшебником.
— Ну как?.. — еле слышно спросили они, лишь только профессор закончил осмотр.
Тот покачал головой:
— Трудно сказать… Дело скверное.
Отец закусил губу, а по лицу матери покатились слезы.
Профессор выписал рецепт и, протягивая его, попытался успокоить убитых горем людей:
— Иногда случаются чудеса… Не надо отчаиваться.
О, как хотелось им, чтобы произошло это чудо!.. Однако действительность так ужасна — можешь разрываться от боли, но чудо не свершается.
К вечеру больной совсем затих, дыхание его стало слабым, едва ощутимым. Полными ужаса глазами смотрели родители на угасающего сына.
Ветер рвал за окном ветви деревьев, крупные капли барабанили по черному стеклу.
Альгирдукас умер…
XIV
Теперь в их доме царило безмолвие, он словно опустел. Задумчиво, в полной тишине, сидели они вечер за вечером и, казалось, прислушивались к только что смолкнувшему веселому детскому смеху. Словно только вот-вот кто-то рассмеялся в детской, еще дрожит отзвук этого смеха, еще слышен топоток детских шагов, но снова тихо, пусто, тоскливо. Умерший еще жил в мыслях этих людей, в этой тишине.
