— А вы, сударыня, наоборот — в отличном настроении сегодня, — улыбнулся гость.
— Знаете, почему?
Она откинулась на диване, заложила ногу на ногу, обнажив суховатое острое колено, и поглядывала на Виктораса с лукавой, как ей казалось, улыбкой.
— Откуда же мне знать?
— Так я вам скажу: вчера выиграла у одного господина семьсот литов!
— Ого! Он что, совсем не умеет играть?
— Еще как умеет! Не хуже меня. Просто мне обычно везет… А кроме того, он мечтает, чтобы я оказала ему небольшую протекцию. Муж запрещает об этом болтать, но кого мне бояться? Такой уж у меня характер!
— Ну, разумеется…
Лапшене помолчала. Нахмурилась.
— Однако, как говорится, — решила она пожаловаться, — кому везет в карты, не везет в любви… Как вы думаете, повезет мне в любви? — Она еще больше откинулась на спинку дивана и, прищурив глаза, покачивала ногой в шелковом чулке.
— Думаю, вам всегда и во всем везет.
— Правда?! Дайте-ка мне рюмку. И свою налейте. Итак, за любовь! А вам везет? Вы такой интересный мужчина, вам должно везти. Волосы у вас как вороново крыло, глаза черные-черные. Брюнеты — люди темпераментные. Чем темнее, тем горячее.
— Вероятно, африканские негры горячее всех! — поддакнул ей Домантас.
— Негры?! Что уж говорить! У меня был небольшой роман с одним негром… Это, я вам скажу, действительно нечто невообразимое: буря, тайфун, ураган!.. Даже страшно, но безумно интересно.
— Сударыня побывала в Африке?
— Зачем? Здесь, в Каунасе. Ей-богу, у нас, в Каунасе, — горячилась она. — Помните, приезжал на гастроли негритянский театр? Я и попросила, чтобы меня с самым черным негром познакомили. Жуть! Черный-черный. Глаза блестят, зубы сверкают, просто в обморок от ужаса падаешь… Ох и погуляли мы тогда… А что? Я подумала: проживешь всю жизнь, так с негром и не покрутишь! Обидно. Вот и… такой уж у меня характер: люблю экзотику.
«Ничего себе… Веселая барынька!» — думал Домантас.
— А вам нравятся такие женщины? — Лапшене кокетничала все более и более откровенно.
— Какие?
— Да вот… как я? Которые не считаются с разными заплесневелыми правилами поведения?
— Неужели вы, сударыня, так уж и не считаетесь ни с какими правилами?
— Ну, смотря когда… и где… В общем, неважно! Такой уж у меня характер: терпеть не могу условностей и скуки. А вам не скучно одному?
Домантас промолчал.
Лапшене уже полулежала на диване, сунув под бок подушки и опершись на локоть. В свободной руке держала мундштук с сигаретой. Дым струйкой выдувала прямо в лицо Домантасу и улыбалась откровенно и дразняще.
