И тут побирушка сделал такое, что учини это кто из дворни, уже через миг бы кровью харкал и зубы сплёвывал. Он положил барину на лицо свою грязную ладонь и быстро, но чутко ощупал. После чего сплюнул и сказал:
— А ты заматерел, пацан.
И боярин это стерпел!
* * *
Вот с этим-то вшиварём барин и пил второй час. Что там происходило за закрытыми дверями — всем было неведомо. Собутыльники говорили негромко, а подслушивать дураков не было — нрав у барина был крут, а чутьё на подгляд да подслух — как у зверя дикого.
Меж тем в комнате ничего необычного не было. Два мужика сидели за уже порядком растерзанным столом и вели размеренную беседу. Даже языки заплетались не сильно, и лишь красные рожи свидетельствовали о том, что мужчины не только едят.
Вот и сейчас хозяин в очередной раз разлил по кубкам, собутыльники молча кивнули друг другу, и, не чокаясь, опрокинули содержимое внутрь.
Слепой, явно изучивший уже, где что на столе стоит, зацепил квашеной капусты, захрумкал и изрёк, наконец, с невесть откуда взявшимся достоинством:
— Хороша капустка у тебя, хозяин. Так, значит, сыскным меня не сдашь?
— Сыскным не сдам, — хозяин жевал расстегай и оттого говорил невнятно. — А вот в рожу, пожалуй, дам. Как не дать гостю дорогому, если он ещё раз разговор про это заведёт? Не сдам я тебя, Голобок, не сдам! Не так много нас под небом ходит, чтобы ещё прореживать.
— Одиннадцать, — сказал нищий и ухмыльнулся нехорошей, волчьей усмешкой.
— Чего? — боярин посмотрел на гостя мутноватым взором.
— Одиннадцать, говорю, нас осталось. Тех, кто жив или может быть жив. Если, конечно, твой приятель из мёртвых не воскрес.
— Не воскрес, — мрачно ответил Семён. — Не довезли тогда Василия Семёновича. В дороге богу душу отдал. Давай помянем его, что ли?
И хозяин опять разлил.
— А и помянем, — согласился нищий, цапнув серебряный кубок. — Хоть и пёс был Швих, а стойкий. Помин души заслужил. А что до лекарни его не довезли — неудивительно. Вас обоих тогда на телегу загрузили — ну трупы трупами. Ей богу, в гроб краше людей кладут. Мы и тебя за мёртвого держали.
Выпили, заели.
— В общем, одиннадцатый ты. Волк, Рубец и Крапива всё ещё в Диком Поле и даже воюют ещё, говорят. До чего всё-таки человек живучая скотина — прямо удивляюсь я ему. Черёмный через полгода к татарам в плен угодил, жив или нет — не ведаю, но на всякий случай среди живых числю. Вихор пять лет назад выкуп выслужил, документы себе выправил, сейчас, говорят, в Москве осел, школу сабельного боя держит. Псов драться учит, гнида! Он всегда гниловат был.
