Мы ехали старой караванной дорогой, соединявшей столицу с Далан-Дзадгадом, расположенным в предгорьях Гоби. Дорогу обозначали холмики из камней, называющиеся «обо». Их годами насыпали проезжавшие мимо всадники, проводники верблюжьих караванов, пастухи, перегонявшие стада, а в последнее время— шоферы.
Перевал. Широкая седловина между двумя вершинами. Мы вышли из машины. Обо выше человеческого роста можно было бы сравнить с книгой посетителей. Между камнями вложены различные дары. Рассматривая их, представляешь себе историю этого края. Я увидел на холмике мисочки из лиственницы, употребляемые ламами при жертвоприношениях, оттиснутые на кусочках глины изображения богов, лоскутки полотна с тибетскими письменами, постромки из верблюжьей шерсти, сплетенные косичкой, клубки конского волоса, бронзовый наконечник стрелы, пули и гильзы для карабинов, гайки, использованные свечи зажигания, кусочки деревенского сыра и булку заводской выпечки, банки из-под китайских консервов, конфетку. Холмик был увенчан рогами архара, горного барана, перекрученными на белом черепе, как старые ветви дерева.
Мы находились в той части света, где сменявшие друг друга культуры не накладывались слоями, скрывая все, что оказывалось внизу, а взаимно проникали одна в другую. Смешавшись таким образом, они жили тысячелетиями, вплоть до настоящего времени. Обо насыпали еще до распространения буддизма, когда шаманы учили, что все холмы, долины, горные вершины населены духами. Люди покорно следовали этому учению, принося камни, и ни буддизм, ни народная революция не могли изменить обычая.
Я склонился у обо и бросил на него камень, испытывая беспокойное чувство, что это не сам я, а что-то вне меня сгибает мою спину и приказывает принести жертву, будто невидимый дух перевала находился где-то совсем рядом. Он должен быть здесь, господин этой изъезженной, закапанной мазутом лысой вершины, которую с натужным ревом преодолевают тяжелые грузовики.
Под вечер на пологом склоне перед ветровым стеклом неожиданно выросли ворота — два кирпичных столба, побеленных известью, соединенных деревянной аркой. Кроме них, до самого горизонта не было видно и следа человеческой деятельности. Колеи с обеих сторон огибали арку, но мы попытались въехать в Эрдэнэ-Далай через нее, что нам вполне удалось благодаря виртуозному мастерству шофера. Боковые зеркальца едва коснулись столбов.
Минутой позже за изгибом склона показалось несколько грубо слепленных из глины, побеленных домов, под зелеными железными крышами, скорчившихся на откосе под ударами ветра. Я выпрыгнул из машины. В то же мгновение меня охватило холодом, и я увидел, что солнце уже зашло, и все вокруг погружается в сумерки. Песок стегал по стенам, слущивая с них известь и стирая надписи на вывесках магазина, управления сомона, столовой, детского сада. Мы приехали слишком поздно, все двери были заперты на замки. Дрожа от холода, мы подошли к небольшим окнам гостиницы. На стеклах угасал последний отблеск багряного заката. Людей не было. Внутри виднелись контуры железных коек и свернутые одеяла.
