Водитель смотрел на него с уважением, я — с изумлением, вслушиваясь в эту необычную музыку, — ведь подобное мастерство монгольских счетных работников исчезает. Напев взметается и падает, косточки летают гуда и обратно, извлекая своеобразные звуки из прутьев и от ударов одной о другую. К этим звукам присоединяется плавная мелодия напеваемых цифр — все в ритме песни — такое необычное и такое понятное.
И снова в путь, до самого вечера. Взгляд упирается к безмерную даль пространства. Машина перекатывается через бесконечно длинные песчаные волны, запорошенные светом солнца. Чтобы графически изобразить здешний пейзаж, надо остро отточенным карандашом провести на бумаге две-три слегка волнистые пересекающиеся линии, время от времени резко обрывая их, как на самописце сейсмографа, и сделать зигзаг, что будет означать горы. Цвет бледно-зеленоватый на основе пастельно-белого. Но в действительности под ногами зелени еще нет. Травинки растут слишком редко и не скрывают землю. Изредка где-нибудь в выемке мелькнут два ярких пятнышка — войлочные юрты.
Незадолго до захода солнца далеко впереди блеснул разлив Толы. Мы въехали под навес грязного дыма, который висел в узкой долине Улаан-Баатар-Хот над древним Их-Хурээ (Великий монастырь).
5
Я долго вел камерой за приземляющимся самолетом, который подкатил к зданию аэровокзала. Затихли моторы, неподвижно замерли трехлопастные пропеллеры. Открыли дверцы заграждения, и встречающих впустили на летное поле. Кто мог, укрывался под крылом самолета, в тени, но мгновенно убеждался, что бетон под ногами печет сильнее, чем солнце над головой. Пахло бензином и раскаленной резиной видавших виды покрышек. Подкатили трап, наверх поднялась медсестра в белом фартуке, чтобы проверить, нет ли инфекционных больных. Вслед за ней в самолет вошли представители пограничной службы — собрать паспорта. Так прошла еще четверть часа, прежде чем пассажирам разрешили высадку.
Я стоял с Барсболдом, сыном профессора Ринчена, и Дашзэвэгом. Оба палеонтологи. По трапу спускались венгры и болгары, приехавшие на работу, несколько поляков, много русских и многочисленные жены с детьми, прибывшие из этих стран к работающим здесь отцам семейств.
Зофья и Тереса вышли из душного нутра самолета свежие, моложавые и отдохнувшие, как будто не было позади точного перелета. Оживленные, они всем существом впитывали это мгновение очередной встречи со страной, ее резкий воздух и ослепительное солнце, тишину над холмами. Чувствовалось, что они полны нетерпения поскорее оказаться в пустыне. Возможно, никто в этой толпе, кроме них, так сильно не ощущал, что приехал сюда по собственному желанию и ради великой цели. Тереса лелеяла надежду найти наконец скелет панцирного динозавра: ведь мы уже столько лет охотились за этим ящером-танком, но до сих пор находили лишь отдельные кости — слишком мало для исчерпывающего описания древнего животного.
