— Мне столько же лет, — заявил один из водителей. Это вызвало всеобщий интерес, и началась беседа, в ходе которой было принято решение:
— Она даст тебе разрешение, — объяснил переводчик.
Без промедлений женщина взялась за дело: пошарила на столе, под старым картоном, и вытянула из-под него газету. Прижимая ее локтем, попыталась той же рукой оторвать уголок, но не сумела и была вынуждена освободить другую руку. На оторванном уголке поставила печать, вынув ее из ящика, и подпись. Протянула документ, но, как только я хотел взять его, отдернула назад.
— Не тебе!
— Дарга должен подписать, — объяснил переводчик. Заведующим конторой оказался мужчина, сидевший на корточках у стены и почти не принимавший участия в общей беседе. Положив записку на колено, дарга подписал ее и подал соседу вместе с вечным пером. Тот не нашел свободного места и поставил свою закорючку на обратной стороне обрывка газеты.
Держа в руках разрешение и талоны, я все еще медлил уходить, не веря, что все нужное уже сделано. Со всех сторон раздались добродушные голоса:
— Иди туда, иди, она тебе нальет.
Я сделал так, и все было так, как они сказали. Женщина подключила шланг и залила мне в бак… воду.
Это выяснилось полчаса спустя, уже далеко в степи. Мотор зачихал, затарахтел и замолк. Полагая, что прекратилась подача горючего, я заглянул в насос. В стеклянном отстойнике вместо желто-зеленой жидкости виднелась белая. Я вывернул стакан — полилась вода. Со «стара» мне подали таз и ведра. Лежа под машиной, я отвернул болт в нижней части бака и слил его содержимое в посуду. В тазу под тонким слоем зеленоватого бензина была пода, тяжелая, с ртутным блеском. Эдек объяснил, что на дне цистерны всегда собирается какое-то количество воды. Обслуживающий персонал должен знать об этом и вовремя убирать ее. Пять литров не такая уж большая утрата! Прочистив подводные трубки, мы покатили дальше,
4
Переехав через Онгийю-Гол по мосту, мы свернули на север по грунтовой дороге, ведущей через Худжирт и Шанх в Каракорум, древнюю столицу монголов. Небо затянулось муслиновой пеленой и мерцало мягким опаловым светом, как в царстве снов. Холмы утратили очертания, преобразившись в колышущуюся под дыханием ветра светлую вуаль, в молочно-зеленую легкую мглу. Удивительно, как на ней удерживались тяжелые машины. Впрочем, это были уже не машины, а гондолы, и они несли нас плавно и так долго, что мы в конце концов поняли, что околдованы и того гляди попадем в западню. Я выскочил из «мусцеля» и не увидел дороги. Крутой изгиб вершины превращался в почти отвесный склон и вел в пропасть.
