Мы въехали на дорогу и понеслись по гравию вдогонку за «старом». Был ранний вечер — лучшее время перед закатом, когда солнце уже не греет, и весь мир соткан из нежных радужных лучей. Наша езда вызвала в памяти катание на «американских горках» в луна-парках, где по воздушным рельсам мчатся маленькие вагончики. «Мусцель» то падал вниз капотом, то вставал на «дыбы», взлетая на гребень очередной «волны», рисовал колесами зигзаги, а при объезде гранитных глыб и круги. Войдя в ритм езды, я держал машину на большой скорости. Колеса грохотали на подъемах. Местами колея, вырытая тяжелыми грузовиками, была так глубока, что «мусцель» царапал днищем землю. Тогда я выводил его на центральный гребень и сотни метров ехал как бы по монорельсу, правда, довольно извилистому и ухабистому.
Уже в сумерках мы катили по улицам Арвайхэра. Городок неузнаваемо изменился с тех пор, как я был здесь в последний раз несколько лет назад. Вдоль немощеных улиц выстроились длинные двух- и трехэтажные дома, столбы, увешанные указателями, тянулись стоки для дождевой воды. Теперь лишь немногие улицы выходили в открытую степь. Везде, особенно в центре города, возвышались дома, заслоняя даже монгольское небо.
Мы поставили машину на площади перед гостиницей. Наступила полная темнота, а я все еще возился с брезентом на «мусцеле» и вдруг почувствовал, что с другой стороны машины мне кто-то помогает. Минутой позже неожиданный помощник представился мне. Он оказался директором театра из Ховда, города в западной части Монголии, и тоже поселился в гостинице. Труппа совершала гастрольную поездку по стране. Директор пригласил всех на концерт, пообещав билеты. Последнее имело весьма существенное значение, ибо, когда мы явились в вестибюль дома культуры, перед наглухо закрытой кассой стояла густая толпа. Новый знакомый все-таки выудил нас из массы обездоленных и провел в зал, где первые ряды предназначались для властей аймака и приглашенных. Зал был огромным, однако сцена не снабжена усилительной аппаратурой. Интересно, как будут звучать голоса и инструменты? Но после первых песен, исполненных без помощи микрофона, мы поняли, что в наше время редко услышишь такое чистое и звучное пение, может быть несовершенное по технике исполнения, но обаятельное по своей простоте и свободе, с которой передавались мелодии степей.
Вероятно, принцип гармонии, основанный на пятитоновой октаве, не может помешать европейцу понять монгольскую музыку. Приезжающим в эту страну жителям Запада полезно знакомиться с местными мелодиями хотя бы в таком исполнении. Однако чаще всего они обречены слушать их в гостиницах из хрипящих репродукторов, из трещащих громкоговорителей на улицах аймачных центров.
