— Еще бы! Ослов ведь дороже кормить, чем нас!..
— Мы не станем больше работать!..
Пенроирит не слушал их.
— Сегодня терпению моему, как и вашему, пришел конец, — продолжал он уверенно, — и я пошел к начальнику. «Эти люди голодны, — сказал я, — они не хотят больше работать. Надо пойти во дворец и просить выдать им сверх следуемой платы еще двадцать лишних мешков зерна и столько же мер масла»…
Нугри вышел вперед.
— А ты не лжешь нам, как они?.. — крикнул он, показывая на дом Нахтмину. — Все «рпат» лгут, когда дело идет о нас, и каждый из них тянет в свою пользу.
Пенроирит подошел к каменщику и положил ему руку на плечо.
— Зачем мне лгать и тянуть сторону «рпат»?.. — сказал он. — Ведь я — ваш… я простой «неджесу», — такой же, как и вы… Подобно вам, я питаюсь трудом своих рук… Моя «каламама» — ваша мотыга и резец…
Нугри недоверчиво оглядел его белую чистую одежду, его гладкую кожу, умащенную ароматом мирры, и усмехнулся.
— «Каламама» растет среди болотных камышей, а мотыга — на огне кузницы… Спина осла гнется под тяжестью ноши, а спина антилопы пряма как струна лютни… Писцу не смешаться с каменщиками… Тебя узнает среди нас и слепой… Не лги!..
— Хорошо, пусть будет по-твоему, — вздохнул Пенроирит и поднял глаза к небу. — Великая Маат будет мне свидетельницей, что я желал только вашего блага.
Он повернулся и пошел к воротам.
Толпа загудела:
— Постой!.. Если ты не лжешь, и истинно все то, что ты говоришь, мы готовы разойтись без шума. Но когда же нам выдадут зерно и масло?..
— Вам выдадут все сегодня после полудня. Я сам беру на себя ваше дело… Идите с миром по домам, готовьте мешки и сосуды; к вечеру у вас будет все, что вам следует.
Лица каменщиков прояснились.
— Отец наш!..
— Вот истинно защитник несчастных!
— Кормилец детей!..
— Посох старца!..
— Убежище голодных!..
— Слушайте еще!.. — остановил их Пенроирит. — Скоро праздник Нейт. Я буду просить великого Нахтмину раздать вам к этому дню меда, пива и пшеничных хлебов.
Толпа, посылая на его голову тысячи благословений, стала медленно расходиться.
Нугри ушел последним.
— Мы опять возвращаемся с пустыми руками, — мрачно думал он.
Оглянувшись, каменщик увидел улыбающееся лицо писца, который отдавал приказание стражам. Нубийцы выстраивались в порядке; их копья горели на утреннем солнце…
А из-за угла, минуя аллею сфинксов, показались пышные носилки царицы-матери, бывшей правительницы обеих стран, великой Нефтис Менхопрури…
Царица не застала у ворот ни одного лица, запачканного глиной и известкой. Она могла спокойно следовать своим путём до храма «Золотой».
