— Что с тобой?.. — спрашивал ее Пенроирит. — Ты хмуришь брови при взгляде на меня… Губы твои сурово сжаты, а сердце не веселится, когда я приношу тебе подарки… Что с тобой?..
Глаза Актис были неподвижны. Она гладила свою любимую кошку и молчала. Черная блестящая шерсть животного лоснилась под ее руками, выкрашенными лавзонией. Тонкая косская ткань платья обнажала смуглое колено танцовщицы.
— Ты не слышишь меня, Актис?..
Пенроирит смотрел на нее гневно.
Актис очнулась, сбросила кошку на пол, поправила платье и спросила:
— Ты что-то сказал?.. Что ты сказал, господин?..
— Я сказал, что ты не встречаешь меня улыбкой, как прежде… — злобно прошептал Пенроирит. — Твои мысли далеко отсюда; они витают, как птицы над водой; твои глаза, обращенные в мою сторону, не видят меня… Скажи, разве я не прав?..
Она улыбнулась и ответила:
— Ты прав, господин, ты поистине прав: мои уста говорят с тобой, но сердце мое не слышит твоих слов; мои глаза глядят на тебя, но не видят твоего лица… Я — как Нил в дни полноводья… Я полна, как и он… Я полна мыслью о свете моего дня, о дыхании моих уст, о владыке моего тела и моей души, о прекраснейшем из людей, о том, кого ты привел сюда три «лунных круга» назад…
Пенроирит вспыхнул.
— О Нерхебе?..
Актис закрыла глаза, протянула руки и прошептала страстно:
— О свет среди ночи!.. О сладостный мед моих уст!.. Сын Горахте, возлюбленный мой, ты сказал слово, и пустыня зазеленела, цветы раскрылись и ждут твоего знака!.. Все злое бежит от твоего света и умирает в тоске!.. Приди!.. Приди!.. Приди!.. Ибо жизнь без тебя — мрак гробницы…
Пенроирит стоял перед ней бледный, дрожащий от бешенства, готовый ее ударить.
Актис посмотрела в его сторону с отвращением.
— Уйди!.. — сказала она тихо и оттолкнула его. — Возлюбленный берет меня в свой дом, и я не буду больше плясать для тебя…
Разве могла она теперь плясать для кого-нибудь, кроме одного лишь Нерхеба. Все мужчины были ей теперь гаже черепахи и скорпиона… С того часа, как Нерхеб сказал ей, что хочет взять ее в свой дом, она перестала владеть своими мыслями, она перестала быть госпожой своих дум.
Сехмет сожгла мне сердце, о юноша,
И заковала меня в огненные цепи
Почему я не бросилась в объятия Хапи,
Бога таинственного?..
Пенроирит расспрашивал Мимуту:
— Он купил у тебя девушку?..
Старуха причитала:
— Ох, господин, она — не рабыня, чтобы я смела ее продавать. Благородный «семер» обещал мне золота и ожерелий, но они не покроют убытков… Уход лучшей плясуньи разорит меня!.. О несчастная, старая Мимута, скоро ей придется итти босиком на рыночную площадь и просить милостыню в дни праздников… Мой дом опустеет, гости уйдут от меня с бранью… Мои девушки начнут голодать и высохнут как мумии… Что я стану тогда делать?..
