— Андрей Рогожин. Рядовой Советской Армии. И тоже бывший.
— В бою ты, стало быть, был? В настоящем?
— И да, и нет, — ответил Андрей.
— Это как же? — спросил Сергей.
— А вот так. Сидел в окопе и стрелял по немцам. Попал ли? Не знаю? Затем увидел немца вблизи. Вот как тебя и в плен сдался. Что мне сказать? Испугался.
— Жизнь одна.
— Да. — согласился Рогожин и процитировал слова Островского. — «И прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно».
— Чего? — не понял Осипов.
— Слова Островского.
— А это кто?
— Писатель. «Как закалялась сталь» написал.
— Ты, стало быть, книжки любишь?
— Любил читать. Скрывать не стану.
— А мне все некогда читать-то было. Работа и работа.
— Читать тоже работа, Сергей. Я студентом был в Москве. А для студента это и есть работа. Но мне странно видеть тебя здесь.
— Чего это?
— Меня сюда направили потому, что я язык знаю. А тебя?
— Ты про эту школу? Я ведь тоже не совсем дурак. Семилетку закончил. Дак и сюда по знанию немецкого угодил.
— Sprechen Sie Deutsch? — удивился Рогожин. (Ты говоришь по-немецки?)
— Ich spreche Deutsch, aber nicht zu gut. (Немного). Получилось, что после ремеслухи я на завод попал. А там у нас был мастер. Немец по национальности. От него и выучил язык-то. Поначалу не хотел учить. Все говорил на кой он мне? А вишь как! Пригодилось.
— Только я из рядового состава сюда попал. Из тех, кого со мной из лагеря забрали. Тот офицер, что нас забирал — поручик Артюхин — меня и лейтенанта Любушкина забрал.
— Лейтенанта? — спросил Сергей.
— Политрука.
— Политрук попал в РОА? Чудны дела твои, господи! Я слышал, их стразу стреляют.
— Лейтенант Любушкин был не далеко от расстрела. Смерть рядом с ним прошла. Но его не зацепила…
* * *
Серега Осипов был сыном рабочего и сам после ремеслухи на завод пошел токарем и до самой войны токарил. Было тогда неплохо. Он с немецким мастером подружился. Карлом Карловичем того звали. Был он коммунистом, что от Гитлера в Советский Союз сбежал. От него Серёга немного немецкий язык освоил.
Но началась война и завод эвакуировали и переехали они в тьму тараканскую в пустыню, где под открытым небом завод ставили и станки запускали. Эх, и хлебнули они тогда лиха.
Жрать совсем нечего было. Каша пустая безвкусная. А работали по 12–15 часов. В бараках холод собачий, испарения от немытых тел.
И предложил ему тогда дружек Васька:
— Серёга! А не пойти ли и нам в военкомат завтра? На фронте то не хуже, чем здесь будет.
— Да кто нас возьмет? Нам по 17 только.
