«Ничего, — успокаивал и оправдывал он себя, — пусть полежит до вечера, так даже лучше».
Он вернулся домой, разыскал кулинарный молоток и вновь занялся цыплятами. Порезал, отбил, промыл, натер чесноком и полил уксусом. Нехитрая работа отвлекала от всяких мыслей, и это было хорошо.
Когда наконец вернулся Пашка, цыплята доходили на сковородке. Они сели обедать, и, к своему удивлению, Денисов обнаружил, что ему без особого труда удается вести какой-то пустяковый разговор. Проклятая сумка была далеко, и вместе с ней опасность и беда словно ушли из дома. В какой-то момент Денисову даже показалось — насовсем.
Потом Пашка сам взялся мыть посуду, а Денисов с книгой в руках растянулся на диване, убеждая себя, что целиком поглощен чтением. Пашка гремел тарелками, а потом сквозь шум льющейся воды Денисов услышал, как скрипнула дверь кладовки. Ему не надо было видеть, что делает сейчас Пашка. Он все чувствовал и так. Вот Пашка передвинул коробки и замер в короткой растерянности. Вот начал перекладывать старую обувь, зацепил и поймал в последний момент заскользившую по стене связку лыж. Снова остановился, тихонько прикрыл дверь кладовки, завернул кран и вошел в комнату. Денисов увлеченно перелистнул сразу несколько страниц своей книжки. Пашка тихо сел в кресло, потянул со стола заграничный бильярдный журнал, раскрыл это наугад и тупо уставился в центр страницы. Тогда Денисов захлопнул книгу.
— Не нашел? — поинтересовался он.
— Ч-что? — Пашка вздрогнул и вскинулся.
— Сумку свою.
— Какую сумку?.. Где она?
— Откуда у тебя эти вещи?
— Это не мое… Пап, где она? — на побледневшего и съежившегося Пашку жалко было смотреть.
— Нет ее здесь.
— Отдай мне ее, — тоскливо стонал Пашка. — Я должен вернуть… Это не мое.
Денисов подошел к столу и положил руку на плечо сына.
— Что случилось, Паша, расскажи мне.
Пашка совсем плохо соображал со страха, он не слышал Денисова и тянул свое.
— Ну, пожалуйста, пап, отдай сумку…
Все это походило на тихую истерику, и Денисов постепенно сам начал пугаться. А Пашка вдруг вскочил и с силой отбросил руку Денисова.
— Отдай! — заорал он. — Где сумка?!
Он смотрел на отца с такой ненавистью, как смотрят только на злейшего врага, и, поняв это, Денисов содрогнулся.
— В милиции твоя сумка! — тоже заорал он, опасаясь сейчас более всего, что Пашка наговорит, натворит такого, чего исправить уже будет нельзя. — Я ее в милицию отнес!
Пашка сразу обмяк, глаза у него сделались тусклыми, челюсть отвисла, как у старичка.
