Неудачливый учитель, видя разрыв между догмами воспитания и суждениями, которые складываются у школьников внушениями жизни, пробует обойти эту трудность, узаконивая лицемерие: «Мне не важно, что ты чувствуешь, мне важно, как ты себя ведешь» или: «Мне не важно, что ты думаешь, мне важно, что ты напишешь в своем сочинении». Так дети понуждаются к изъявлению гуманных или патриотических чувств, которых не испытали, и за это принуждение к фальши вдвойне начинают ненавидеть своих наставников.
Может быть, больше, чем другие педагоги, Бел Кауфман понимает теперь, что дело не в мастерстве изложения программы, а в том, что школьные уроки далеко разошлись с уроками жизни.
Русскому читателю приятно узнать, что искорки интереса внезапно зажигаются в глазах ее учеников, когда выясняется, что их учительница говорит по-русски. Но, увы, зажигаются и тут же гаснут.
Читая очерк Бел Кауфман, читатель невольно задумается не только о нынешнем состоянии американской школы, но и о моральном тонусе всего общества. Положение школы может служить достаточно точным его индикатором и отражать к тому же его перспективы, поскольку речь идет о воспитании новых поколений сограждан. Отчего же стрелка этого барометра общественной погоды так резко качнулась в сторону?
Расовые конфликты, атмосфера конкуренции и вражды, политический терроризм, тяжелое моральное наследство неудач в неправой войне при звоне официального патриотизма — все это поселило в заметной части молодого населения Америки недоверие и презрение к поколению «отцов». Существовавшее из века уважение к старшим, к их опыту и пониманию жизни стало заметно падать. Возрасты стремительно сблизились. Одни из подростков стали слишком рано во всем походить на взрослых, другие — инстинктивно отстаивать свое детство, вплоть до отчаянной мольбы мальчишки наших дней: «Мама, я не хочу расти, не хочу быть большим».
Вместе с барьером возрастов рушатся и барьеры педагогики: слабеет авторитет учителей, если он не основан на их личном нравственном достоинстве. «Внешний мир привнесли внутрь школы», — огорчается Бел Кауфман. Но если мир взрослых делает то, что он делает, чего можно ждать от школьника?
В буйном поведении класса, с которым столкнулась Бел Кауфман и которого она испугалась, распущенность, грубость, жестокость — не что иное, как подражание жизни взрослых, желание опрокинуть прописи «воспитания». С другой же стороны — инстинктивный молодой протест против старших, когда хочется им насолить, раздосадовать, показать когти. «Юность — это возмездие» (Блок), и старшему поколению благомыслящих американцев не следует обращать свое негодование вовне: сами виноваты.
