— Хорошо. — вздохнула я. — Пока.
Больше я Генчику не звонила. И перестала красить ресницы по утрам. Я поняла, что он больше не придёт. Хотя я всегда была из породы надеющихся на лучшее.
Но здесь было ясно — не придет, и всё. Без вариантов.
А через несколько дней я узнала и причину, по которой Генчик стал называть меня Настюхой, а не Настёной.
Об этом рассказала мне Юка.
Юка по-прежнему приходила каждый день, обвешанная ресторанными пакетиками. Она не пыталась со мной заговорить. Я её ждала. Мне было бы грустно, если бы в один прекрасный день Юка не пришла. Когда она появлялась в палате, я демонстративно отворачивалась к стене. Я знала, что она на меня смотрит. И мне это было приятно.
Я знала, что она несколько минут постоит возле моей постели, а потом уйдет, кивнув на прощание Аннет.
Но однажды Юка не ушла.
Она придвинула поближе к моей постели шаткий больничный стул и уселась на него нога на ногу.
— Ты так и будешь молчать? — насмешливо сказала она.
— Так и буду, — буркнула я, но все-таки повернулась.
— Ты никогда не задумывалась об умении прощать?
— Есть вещи, простить которые сложно.
— Сложно, но возможно ведь?
Я промолчала. Попробовала опять отвернуться к стене — там висел плакат с парашютистами, которые принес мне кто-то из аэродромных визитеров. На плакате улыбающийся парашютист в ярко-желтом комбинезоне показывал в камеру язык. Мне нравилось на него смотреть.
Юка взяла меня за подбородок и развернула мое лицо к себе.
— Что, я не заслуживаю даже того, чтобы меня выслушали?
— Хорошо, говори.
— Я была не права. Не права, что сказала тебе такое перед прыжком.
— Ты должна была сказать раньше.
— А зачем? У тебя так все хорошо складывалось, зачем тебе нужна была лишняя ревность? Мне не хотелось причинять тебе боль. Если бы у меня был с ним роман, я бы сказала. А так, один ничего не значащий трах…
Я передернулась, как от сквозняка.
Я уже успела об этом забыть. Но как только Юка заговорила, вновь представила себе, как она извивается в его объятиях. И у нее, надо полагать, нет жировых валиков на талии.
— Ничего не значащий трах, — повторила она, глядя в окно, на голые ветки деревьев. — Между прочим, скажу я тебе, любовник он никакой.
— Замолчи. Уходи. А то я сейчас закричу.
— Да брось ты. — Она потрепала меня по руке. — Может быть, ты и права. Может быть, тогда он был просто пьян. Может быть, со мной он трахался, а тебя любил, поэтому мне так и показалось? Факт в том, что это совсем не важно.
