— Сегодня будет футбол. Играет Атлетик Мадрид в Риме, — говорит он.
— Мой телевизор не показывает футбол. Что-то с антенной.
На следующее утро испанец спускается с койки, устраивается возле открытого окна и зажигает сигарету. Я остолбеневаю.
— Ты, похоже, что-то забыл?
— Я никого не беспокою, — выпускает он клуб дыма, — И я нервничаю.
Шагаю к нему, прижимаю за шею к решётке.
— Тебя забыли предупредить, что я — убийца. Или ты хочешь, чтобы мне за тебя дали ещё пару лет тюрьмы?
Испанец пальцами гасит сигарету и молчит. Молчу и я до самого открытия дверей, когда нас выпускают на завтрак. Вижу, как он подходит к пришедшему на дежурство Наф-Нафу и разговаривает с ним. Охранник посматривает издалека в мою сторону, но не подзывает. Дожидаюсь, когда он остаётся один и иду на разговор сам.
— Мне это дерьмо засунули в камеру насильно. Сегодня он получил предупреждение. Не поймёт, повешу на окошке.
Слишком откровенно, даже для Наф-Нафа. Ещё и трёх недель не прошло, как с окна другой камеры на нашем этаже снимали жмура. Наф-Наф улыбается, и я уже знаю, что он и пальцем не пошевелит, чтобы урегулировать ситуацию. Для него — чем хуже, тем лучше. И весь блок останется без горячей воды в душе. Привычные моются холодной, остальные начинают пованивать. На следующий день к Наф-Нвфу приходит Чудище на дежурство.
— Сеньор! — обращается к охраннику араб одной из камер, — Уже два дня нет горячей воды в душе.
— В понедельник будет, — радостно говорит Наф-Наф, — во всей тюрьме нет горячей.
Я ухмыляюсь этому наглому вранью и набираю чистой одежды, чтобы помыться в душевой модульного спортзальчика после тренировки. Там в душе хлещет такая горячая вода без регулировки, что моюсь только я. Остальные боятся ошпариться.
Провожу моё собственное расследование. Выясняю, что охранника, который сунул мне в камеру дебила, зовут Хосе Хоакин. Очень удобное имя для моей будущей книги. Такие имена не часто встречаются и его ни с кем не спутать. Самой большой радостью для меня было узнать, что именно этот охранник отправил в изолятор молодого испанца, где тот и повесился. Закрывая, Хосе Хоакин даже не удосужился заглянуть в медицинское заключение, где написано, что наркоман всегда должен быть с кем-то в камере для наблюдения, чтобы исключить суицид.
Вот ты и попался! Поскольку мне сидеть ещё много, я возьму «Пенитенциарные правила» и накатаю жалобу в серьёзную инстанцию за нарушение конкретных параграфов.
На следующее дежурство Хосе Хоакин попадает с шефом модуля. Шеф — нормальный человек и я, обычно, не беспокою его по пустякам. У него и без меня забот выше крыши. С утра прохожу мимо них, посылаю красноречивую ухмылку Хосе Хоакину. Зато дебил-испанец, что торчит в моей камере, уже понимает опасность своего положения, и не отходит шефа с просьбой перевестись от меня. Даже, оказывается, нашёл зэка, который берёт его к себе. Через несколько часов это происходит и всё успокаивается на некоторое время. Если не считать телевизионных новостей:
