— Зачем? — спрашиваю я его.
— Здесь про моего деда написано.
— Он что, так знаменит?
— Да, он был последним владельцем титула в нашей семье и одним из основателей франкистской фаланги.
Охренеть! Я сижу с княжеским отпрыском!
— А как соотносится то, что ты из княжеской фамилии и сидишь за наркотрафик?
— Нормально соотносится. По крайней мере я не выгребаю навоз в цирке, как это делал самый настоящий князь, которого я знал.
Несколько дней у меня внутри недовольно что-то бурчала перепончатая тварь. Наконец я решил её побороть.
— Слушай, князь! Я тоже хочу титул! Давай я буду князем Сото и Эстремеры (первые две тюрьмы, где я сидел).
— Будь, мне не жалко.
Охранники регулярно прослушивают камеры, когда зэки находятся в них. Скорее всего, слушая нас, они сомневались в нормальности духа старых пеньков, которые по утрам вели такой разговор:
— Добрый день, Ваше Высочество!
— Добрый день, Князь! Как спалось?
— Отменно! Благодарю вас! Чего желаете откушать?
— Горячий круасан и чёрный кофе, если вас не затруднит…
Что-то не заладилось в местном тюремном управлении. С уходом старой команды охранников в модуле стали появляться новые. Это — не считая новой же команды. На одно дежурство или на два появился новый фейс и, если это более-менее нормальный человек, то просто отбывает время и исчезает. Бывают и ненормальные.
Приоткрывается утром дверь камеры для проверки. В это время я уже, обычно, на ногах. Включаю свет, заодно радио, занимаюсь моими делами. Все сокамерники, что были со мной, с удовольствием продолжали нежиться в постели, лишь приподнимаясь на появление в приоткрытой двери охранника или махая ему рукой.
Одутловатое лицо молодого охранника заглядывает в щель. Ещё один новый. Мой сокамерник приподнимается на койке и смотрит на дверь. Очкарик медлит, переводит взгляд на меня, потом снова на койку.
— Пошевелись!
— Зачем? — снова приподнимает голову зэк.
— Я сазал, пошевелись!
— Чем пошевелить? — недоумевает сокамерник.
— Ах так!
Охранник исчезает. Через некоторое время открывается настежь дверь нашей камеры. В проём быстрым шагом, с перчатками, надетыми на руки, входит уже знакомое тело, поблёскивая стёклами на носу. За ним идёт полутораметровая пигалица и замыкает процессию ещё один молодой охранник. Тоже новый и тоже с перчатками.
Очкарик быстро идёт на меня в расчёте, что я отойду в сторону. Я ни с места и ему ничего другого не остаётся, как замереть. Вся троица оказывается в узкой ловушке в проходе камеры, и третий охранник благоразумно делает шаг назад, выходя в коридор.
