Поэтому Чемберлен разработал план, с которым он 19 марта ознакомил некоторых министров и который на следующий день вынес на обсуждение кабинета. «План довольно смелый и дерзкий, – отметил он, – но я чувствую, что нечто подобное в данный момент необходимо; и, хотя не могу предсказать реакцию Берлина, думаю, что эта идея не приведет нас к острому кризису, во всяком случае, не сразу». И затем Чемберлен добавляет важную мысль, что, как всегда, он хотел бы выиграть время: «Я никогда не соглашусь с мнением, что война неизбежна».
Он «хотел выиграть время», но для чего? Чемберлен не был убежден, что война неизбежна. Следовательно, ему нужно было время не для подготовки к войне; оно было ему нужно для европейского урегулирования, в котором главную роль играл бы он, Чемберлен, а не Гитлер. Началось странное движение к этой цели. Комитет по внешней политике кабинета министров, где основное ядро составляли Чемберлен, Галифакс, Хор и Саймон, начал обсуждение предложенных Чемберленом гарантий Польше. Были сомнения и разногласия по многим пунктам, и особенно в отношении участия Советского Союза. Последствия оказались далекоидущими; на карту поставлен фундаментальный отход от практики британской внешней политики: выпускать ли из-под своего контроля окончательное решение по вопросу войны или мира. Критики и сомневающиеся вызывали раздражение Чемберлена. Согласно письму лорда Бивербрука Лидделу Гарту, Генеральный штаб высказался против гарантий Польше, так как Англия не располагала ресурсами для выполнения обязательств. Хор-Белиша запросил разрешение представить членам кабинета документ, в котором излагалось мнение Генерального штаба, но Чемберлен не дал на это согласия, так как это было бы равносильно критике его политики.
В разгар дебатов кабинета, 22 марта, Гитлер оккупировал территорию Мемеля. Несколько лет спустя Гитлер вспоминал, что, «когда я занял Мемель, Чемберлен информировал меня через третьих лиц, что он очень хорошо понимал необходимость осуществления такого шага, хотя публично одобрить его он не мог». А 23 марта, через день после того, как Гитлер ввел свои войска в Мемель, Муссолини получил личное письмо от Чемберлена, в котором тот просил помощи Муссолини в установлении взаимного доверия. Письмо убедило Муссолини, что демократии не имели желания воевать и поэтому не было никакого риска в осуществлении планов захвата Албании месяцем позже, в Страстную пятницу.
Именно на этих, кажущихся противоречивыми, действиях Чемберлена мы теперь должны сосредоточить свое внимание. Он не был Макиавелли. И не был наделен необычайной ловкостью в дипломатии. Как тогда мы можем объяснить эти противоречивые черты, которыми характеризуются его действия в течение двух недель после оккупации Праги и которые должны были привести его к польским гарантиям?
