Как, однако, произошло столь странное событие в давно уже потерявшей всякий рассудок и здравый смысл Москве?
А вот как.
Все представилось поначалу как игра. Попав однажды в компанию интеллектуалов, профессор не придал происходящему большого значения.
Так, чудачество, не более того.
На эксцентрическую вечеринку, которая должна была произойти в самый канун Нового года, профессора пытался затащить его молодой и необычайно артистичный друг и коллега по фамилии Сторожев.
Этот Сторожев был еще молодым человеком лет 35–36, не более, отличавшимся нагловато-очаровательным нарциссизмом. Щепетильный в одежде, придерживающийся стиля гранж, Сторожев любил, чтобы каждая аккуратно вырезанная самим дизайнером дырка была симметрична другим таким же искусственным прорехам. Это был стиль преуспевающей молодежи, косящей под бомжей, симулякр бедности и нищеты, химера, одним словом. Нужно сказать, что в доценте Сторожеве все было призрачным, не совсем реальным, вплоть до его зимнего морского загара, который он аккуратно возобновлял в солярии каждый четверг. В качестве верхней одежды он носил какой-то демисезонный полуперденчик с вязаными варежками на резинке, как у малышей детсадовского возраста. А голову согревала шерстяная перуанская шапочка, украшенная замысловатым орнаментом.
Любитель эпатажа и провокации, он смущал первокурсниц сомнительными сентенциями о наркотиках (наверное, давал знать о себе перуанский головной убор), блондинках, славе и деньгах, которых Сторожеву, по его же собственному признанию, все время не хватало.
Студенты обожали доцента, и он платил им той же монетой. В общем, любовь оказалась взаимной. Увлекшись не на шутку жизнью студенческой бурсы еще в собственные молодые годы, Сторожев так и не смог выйти из этого состояния, приближаясь между тем к своему сорокалетию. Доцент продолжал до утра шастать по общежитиям. Жадный до беззаботного веселья, он стремился до отказа насытиться энергией неопытного юношества.
Иными словами, личность Сторожева во всех отношениях была романтической, возвышенной и скандальной.
Женька, – по-свойски обратился молодой коллега к своему старшему товарищу, грузному Воронову, именно так звали нашего профессора, надевавшему в это время свое широкое, почти до пят, ратиновое пальто темно-синего цвета и накидывавшему прямо на плечи под воротник длинный вязаный шарф черной шерсти на манер художника с Монмартра, – пойдем, я тебя с такими клевыми чуваками познакомлю. Ой, какой у тебя портфельчик стильный, а? Смотри-ка, Pierre Cardin, не хухры-мухры.
