Эта оценка показывала, что в русско-турецких отношениях наступала принципиально новая стадия.
Оставшийся в Измире скромный толмач легко преображался то в богатого татарина Селима-челеби, едущего в хадж к святым для мусульманина местам, то в бродягу-крымчака, скрывающегося от правосудия и русских властей. Бывало по-разному.
Оценки были однозначны: глубинка давит на младотурецких деятелей в пользу мира с Россией. Следует учитывать это обстоятельство и постараться оторвать Турцию от прогерманской ориентации.
Крымчак Селим-ага, знаток цен на разные товары в черноморских портах России — как не знать, всего неделю как из Феодосии! — легко находил слушателей, горсть плова и стаканчик чаю или чашечку кофе. “В Измире, других приморских городах многочисленные толпы греков и турок совсем между собой перемешаны. Переполнены кафешки, в которых за столиками восседают вместе и греки, и турки, и ничем это не подтверждает ужасов, о которых пишут стамбульские младотурецкие газеты — о насильственном выселении греков из Измира”.
Богатому паломнику татарину Селиму-челеби каймакам, правитель провинции, которому был нанесен визит и вручены дары — меха из Казани, откровенно сказал: “Мы едва ожили, ни воевать с Россией, ни выселять греков не будем. Если на то будет воля Аллаха…”
А генерал Эссад-паша, у которого тоже побывал богатый казанский паломник, был еще более конкретен: “И нам, Турции, и соседним славянским государствам после Балканских войн так много работы, что преступлением было бы думать кому-либо из нас о войне”.
Согласно кивал белой чалмой Селим-челеби, торопливо записывал все беседы и посылал-посылал депеши на родину: войны можно избежать. Энвер-пашу и других членов младотурецкого Комитета еще можно остановить на пагубном пути к мировой войне.
О, Селим-челеби, твои донесения легли в небрежные руки и оказались позабыты, как ребаб и шикесте, разбитый ребаб, инструмент бродячего певца. Тогда твои призывы или не читали вовсе (чаще всего), или не захотели их понять.
Тогда к его советам не прислушались. Сейчас он очень нужен нам. По-современному звучат слова русского разведчика: знать, но не воевать!
* * *
Переведенный после начала войны с Турцией из Стамбула в Бухарест на прежнюю должность военно-морского агента, Александр Николаевич вряд ли мог предположить, что именно здесь его жизни угрожает самая большая опасность.
Все началось в канун Нового, 1915 года, в небольшой гостинице Бухареста, где остановился и, как принято было, столовался Щеглов. “Неправильности в деятельности моего сердца”, — так охарактеризовал он свои недомогания, нараставшие в течение двух недель. — “Обычно прислуживавший за моим столиком официант стал явно избегать обслуживать меня, потом исчез”.
