А как остроумно обыгрываются шумерскими писцами формулы стандартных документов! До нас дошло довольно большое количество деловых, царских и частных писем, построенных по определенной схеме: «такому-то скажи, говорит такой-то». Далее излагается дело, в конце может быть приписка — амару-кам — буквально: «потоп», в зависимости от содержания — «дело, не терпящее отлагательства, угрожающее положение, беда». В точности по этой формуле построено письмо голодающей обезьянки своей матери. Сохранилось акадское письмо (скорее всего, не подлинное, но образец для «письмовиика») некоего отца сыну, где тот жалуется на бедственное положение и заканчивает словами: «...хоть корочку хлеба пришли своему голодному отцу», — что эго, литературная аллюзия? Из общего тона письма отнюдь не явствует, что отец буквально умирает от голода.
Послание Лудингиры — длинное цветистое сочинение, формула письма служит рамкой, обрамляющей текст. Все его содержание сводится к передаче привета матери от любящего сына. Сам текст представляет собой описание примет, по которым посланец должен отыскать мать: они более соответствуют образу молодой прекрасной девушки, нежели почтенной матроны, какой может представляться мать взрослого сына, находящегося в отлучке.
Письма можно было адресовать не только людям, но и богам. Обычно обращался к богу правитель или знатный человек с какой-нибудь просьбой, часто она составлялась в форме молитвы. Молитвы, заклинания, как и славословия богам, — наиболее стереотипные памятники шумерской литературы. Их форма была настолько стандартной, что на табличках оставлялось место для имени просящего, которое можно было вставить по желанию. Именно эти тексты составляют тот фон, на котором выделяются замечательные произведения шумерской «письменной» литературы. Так, достаточно официозное и стандартное восхваление бога Энки из гимна царя династии Исина Ур-Нинурты с набором постоянных эпитетов, с подчеркиванием верховной роли Энлиля (особенно чтившегося в Ниппуре, шумерском религиозном центре, откуда до нас дошла большая часть памятников литературы) контрастирует с произведениями, где Энки предстает как главное действующее лицо и где создается образ лукавого и мудрого, изворотливого и действительно всемогущего в своей изобретательности божества.
Шумерская литература, таким образом, отразила процесс становления нового вида искусства, она показывает нам, как медленно и постепенно словесность становится «словом написанным, запечатленным». Слияние слова звучащего со знаком, символом, облачение его в одежды письменности рождает новые композиционные и структурные законы, подчиняя себе автора незаметно для нею самого. Степень индивидуальности шумерских сочинений зависит от того, в какой мере свободно их автор владел словом живым, сколь удачно использовал обкатанные, ставшие подчас стереотипами, комбинации приемов из сокровищницы устной традиции, но в первую очередь — от его чутья, интуиции, от степени его личной одаренности.
