Старик расположился в степи рядом с больницей, с той стороны, где находилась женская палата, и лёжа в своей кровати, Дельки могла увидеть дым его костра, поднимавшийся в неподвижном горячем и прозрачном воздухе. Юриаан редко отходил далеко от своей стоянки; только иногда он удручённо бродил вокруг больничных построек или шёл в степь, чтобы покормить быков. Дважды в день он недолго сидел у Дельки в палате, а она своим тонким, чистым голосом читала ему Библию. Но ничего из того, что она читала ему в этой яркой и пустой комнате, в которой так непривычно пахло дезинфицирующими средствами, не могло успокоить его душу. Бог по-прежнему был далеко от него. Днём и ночью боль в сердце Дельки не давала ему покоя; он жил как будто в трансе. Однажды его послали в деревню Платкопс на ту сторону реки. Там в витринах магазинов на Хух Страат были выставлены такие вещи, которых он не видел никогда и которые ему больше в жизни не суждено было увидеть. Но они не оставили никакого следа в его сознании: он прошёл по Хух Страат, словно в невыносимо тяжёлом сне, и больше никогда туда не возвращался.
В Платкопс Юриаана отправила млодая, симпатичная сестра Роберт. Ей всё ещё была присуща светлая и несгибаемая юношеская самоуверенность, и она считала Юриаана и Дельки всего лишь двумя престарелыми младенцами, присматривать за которыми было для неё обязанностью и, разумеется, удовольствием. Она была убеждена, что её контроль являлся для них благом, а во всех её действиях присутствовало какое-то грубое дружелюбие. Это она никогда не давала Дельки произнести ни слова, когда врач делал свой ежедневный обход, и каждый раз, когда старушка пыталась робко уверять доктора, что её бок уже не болит, слова её тонули в потоке здравомыслия, извергаемого медсестрой. Именно сестра Роберт ограничивала время свиданий Юриаана с женой и при случае гнала его, как курицу, прочь из палаты. Но "престарелые младенцы", такие скромные м мягкие, были непривычны к любому контролю. Там, на горном склоне их простой жизнью управляли любовь к Богу и друг к другу. Это энергичное и наглое вмешательство в их личную жизнь больше всего осложняло их пребывание в больнице и, в конце концов, оно начало их возмущать. Пожилые супруги стали бояться эту симпатичную сиделку так сильно, как никого на свете. Она встала между ними и доктором, между ними и сестрой-хозяйкой. А поскольку она отказывалась признать, что Дельки вылечилась от боли и может теперь вернуться в долину Аанхенаам, сестра Роберт также встала между стариками и всем тем, что им было дорого. Своим энергичным и бесцеремонным презрением к долине Аанхенаам и, напротив, превознесением всего, что есть в Платкопс, даже качества здешней дождевой воды, она повергала их в смущённое молчание и, в конце крнцов, подтолкнула их к побегу.
