Вот в таком положении мы оказались к началу XX века. Уже тогда было 15–16 миллионов хозяйств, потому что плодились крестьяне очень старательно. Да, две трети младенцев умирали, но треть-то оставалась!
Д. Пучков: А как же рассказы про то, что Россия всю Европу кормила? Может, эти большие хозяйства?
Е. Прудникова: Большие хозяйства и кормили.
Д. Пучков: Поди, расположены они были в Польше или на Украине?
Е. Прудникова: Необязательно. В Польше и на Украине меньше, потому что там плотность населения большая, особо не размахнешься. А вот Дон, Кубань, Краснодарский край — там очень большие бывали хозяйства. Еще Сибирь… Наши знаменитые железные дороги в основном под это дело и строились — чтобы продовольствие из отдаленных районов гнать в европейскую часть на продажу, ну и на экспорт тоже… Но проблема не в том, кто кормит Европу, проблема в том, куда девать аутсайдеров. У нас получилась совершенно безумная экономическая реальность: 80 млн человек для экономики просто не существовали.
Д. Пучков: Как хорошо все было устроено при царях, а?
Е. Прудникова: И не говорите! Когда в конце XIX века внезапно упали на международной бирже цены на хлеб, дивная фраза прозвучала в российской печати: натуральное хозяйство оказало России великую услугу, оно служит причиной того, почему земледельческий кризис, охвативший всю Европу, нами переносится сравнительно легче. У нас есть огромное количество хозяйств, стоящих вне влияния низких хлебных цен. Что это означает? Это значит, что у нас огромное количество хозяйств, на которых падение цен на хлеб не отразилось, потому что они хлеб растят только для себя. Им даже еще и лучше, потому что у нас добрая половина крестьянских хозяйств хлеб покупала.
Д. Пучков: Безумие какое-то… А где деньги брали? За счет чего покупали?
Е. Прудникова: За счет всего на свете. Как писал Лев Толстой, крестьяне всегда работают. Отхожие промыслы, корзины плетут, вяжут, батрачат, дети в няньках служат. Дети у бедняков начинали работать с 5–6 лет. Лет в 6–7 его уже отправляли к какому-нибудь кулаку или помещику пасти гусей или детишек нянчить, и он уже свою копеечку в дом тащил. Вот за счет этого и выживали. Чистый хлеб не ели практически нигде, кроме самых зажиточных хозяйств. Бедняки его мешали с самой немыслимой дрянью — с лебедой, корой, желудями… Когда, уже в 30-е годы, строился Уралмаш, так даже в летописи стройки отражено, что большая часть рабочих чистый хлеб попробовала только на строительстве, а в деревне его вкуса просто не знали. У нас говорили: беда не тогда, когда хлеб не уродится, а беда, когда не уродится лебеда. Шуточка была такая, из раздела черного юмора…
