Практика показала, что метод «работы» с населением был выбран успешный. Он дополнялся амнистиями: сдавшимся бандитам была обещана жизнь, и действительно, если они были давно в банде, их арестовывали или высылали из губернии, если ничего не успели натворить — амнистировали — но сдавшихся не расстреливали. Правда, амнистии закладывали в деревню мины, которые рванут при коллективизации, а то и раньше, — но другого выхода тогда не было. Корреспондент: То есть эти амнистии потом аукнулись?
Е. Прудникова: Аукнулись и откликнулись. Вот вам конкретная ситуация. В деревне живет коммунист, имеет жену и двух сыновей-комсомольцев. С началом мятежа отец и сыновья ушли к красным, мать осталась. Ее поймали антоновцы и замучили — вырезали груди, выкололи глаза и потом убили. Мятеж закончился. Отец с сыновьями вернулись домой — а по деревне ходят амнистированные повстанцы, да еще и насмехаются: мол, что вы нам сделаете, мы советской властью прощенные! Как вы думаете, надолго ли хватит терпения парней, у которых замучили мать? И если хватит в мирное время, то как они поведут себя при первой же заварушке? Тем более у них, в 1920 году уже комсомольцев, есть хорошие шансы стать властью.
Или другой случай, тоже с натуры. Несколько человек, коммунистов, работают — кажется, мост ремонтируют или что-то в этом роде. Мимо ведут пленного антоновца, молодого парня. И вдруг один из работающих накидывается на него и начинает избивать — еле оттащили. И что же выясняется? Самого этого парня он не знает, но бандиты убили у него семью — мать, жену и сына, и он готов теперь зубами грызть каждого встречного повстанца. И так по всем деревням — на одном полюсе амнистированные бандиты, на другом — пострадавшие от них сторонники новой власти. И те и другие затаились до удобного момента.
Корреспондент: Советская власть простила, а мы не простили — так?
Е. Прудникова: Именно так. Да и среди бывших бандитов далеко не все стали сторонниками советской власти. Эти мины еще рванут, но тогда власть будет уже неизмеримо сильнее. А пока что другого выхода и вправду не было. Да и просто так, за здорово живешь, перебить 40 тысяч человек, из которых многие — мобилизованные или жертвы обстоятельств, тоже не есть хорошо, какие бы законы ни принимались.
Кстати, среди документов о восстании есть занятный штришок. В Токаревском уезде активно распространялся циркуляр губкома СТК и партии левых эсеров о применении террора к семьям коммунистов и красноармейцев, и даже было убито 15 человек, не считая порки и избиений. Не совсем понятно, действительно ли губком его принимал, или от его имени действовали местные комитеты, но тут даже не это интересно, а то, что циркуляр подтверждает: за восстанием действительно стояли эсеры, правда, не правые, а левые — но это ничего не меняет. Именно левые эсеры летом 1918 года подняли восстание против большевиков, добиваясь возобновления войны с Германией, правые подключились чуть позже. Так что и Антонов, террорист со стажем, не просто так нарисовался в рядах повстанцев и практически мгновенно пробился в руководство. В этом коренное отличие тамбовских событий от прочих восстаний: остальные являлись все же протестом против политики хлебной монополии, а в Тамбове был мятеж иного типа — политическое выступление непримиримых противников большевистской власти. И не просто так, едва окончилась война, чекисты в центре и на местах стали громить эсеровские организации. Впрочем, это уже другая история.
