.
Главнокомандующий высказал надежду, что не более как через три дня она соберется и отправится в путь.
Сомневаясь, однако же, в искренности желаний царицы, князь Цицианов решился все-таки выждать в Георгиевске ответ ее на письмо императора Александра и, в случае неудовлетворительности его, ехать туда немедленно самому, с тем чтобы принять решительные меры к отправлению в Россию всех членов грузинского царственного дома[50].
Предположения князя Павла Дмитриевича совершенно оправдались. В Новый год, в полдень, Коваленский, которому поручено было передать письма, приехал к царице Дарье и застал ее окруженною детьми. Он передал ей письма, и царица тут же прочла их.
– Какой ответ дадите относительно отъезда? – спросил Коваленский.
– По причине праздника, – отвечала она, – я не могу так скоро дать ответа. Прошу вас к себе вечером, а между тем подумаю об этом и прочту со вниманием письмо его императорского величества по переводе его, ибо оно прислано без перевода.
Вечером Дарья объявила Коваленскому, что после болезни, которою страдала более месяца, чувствует себя настолько слабою, что не может пройти по комнате, и потому, как ни лестны для нее высочайшие приглашения и сколь ни важен сей отъезд для собственной ее пользы, но все-таки она не решается пуститься в путь при ее слабости, преклонных летах и в настоящее суровое время. Царица объявила, впрочем, что воспользуется монаршею милостию при первом удобном случае[51].
На другой день нового года Дарья отправила ответное письмо князю Цицианову, в котором высказалась вполне хитрая женщина, какою она и была в действительности. Царица писала, что, получив письмо главнокомандующего, она исполнилась матернего чувства, вспомнив как о своем муже Ираклии II, так и об отце князя Павла Дмитриевича, «между коими была величайшая связь дружбы». Ссылаясь на свою болезнь и отказываясь ехать в Россию, она просила князя Цицианова не ожидать ее в Георгиевске, а ехать скорее в Тифлис. Не отвергая того, что поправляется от одержимой ее болезни, Дарья высказывала боязнь, чтобы поспешные сборы и отправление «не учинились вечною препоною удостоиться поклонения его императорскому величеству»…
«Желательно мне было, – писала царица[52] в заключении своего письма, – продлить сие письмо так, как приятно матери беседовать с сыном своим возлюбленным, но причиною краткости есть поспешность моя к ответам. Прошу вас принять сие яко сын от матери».
Одновременно с этим находившийся в Грузии для горных изысканий граф Мусин-Пушкин писал князю Цицианову
