Уже все пришли к согласию, и тут дирижёр распада подал прошение об отставке. Это было как нарочно в тот день, когда состоялись последние похороны. Покойники собрались в полном составе. В силу необходимости они подавляли свой запах, крепко пристегнули себе нижние челюсти и распространяли вокруг себя парфюм. Труп лошади, который тянул катафалк, они закутали в ризу, чтобы его червивая нагота не казалась назойливой.
И церемониймейстер мрачной процессии возвысил голос и зачитал из программы торжества:
«Боже, Всемогущему понравилось призывать к себе наших предков, бабушек, матерей и детей, господина Готлиба Цвишенцана, из фирмы Цвишенцан, Челюсть и К°, колбасные и мясные товары оптом».
«Да уссопнит, пусть уссопнит», – загудел хор.
«Кончина усопшего достойна подражания. Во все времена он был верным служакой церкви. Его сопровождает демонстрация нашего похабного соболезнования, глубоко прочувствованные овации боли его родных и друзей, которые, по-настоящему осознав сомнительную ситуацию, вовремя сбежали от него. И остаётся ещё добавить, что под руководством умершего колбасная фабрика, которая теперь не используется, когда-то была вызвана к жизни».
Тут траурная процессия пришла в движение, и дирижёр распада поднялся на подиум и дирижировал в последний раз. А его ассистент устроил гром на жестяной обивке катафалка. И в то время как пахучая процессия удалялась по улице, слышались слова хористов:
«Кто в порту причалит поздно,
Ошпаренный и обезображенный,
С бородой многоседелой —
С кожаным портфелем, вечно в пути —
Кто тут овцу со свиньёй забивал,
Шарахнув их друг о друга,
Туды-т, и сюды-т, и навылет,
Вышедший в отставку и хорошо устроенный, —
Страшится теперь душа дурака,
Что не хватит дивидендов?
Не покраснеет ли дух его в духе?
Он пропал, он пропал».
И священник ковырялся церковным крестом в гробу, поправляя останки, в то время как ассистент гремел, а дирижёр распада дирижировал:
«Несите его сюда
Плашмя на телеге для трупов,
Чтобы корпус, который занят делом,
Сосал питание и подкреплялся.
Положите его на дно неба,
Целиком завёрнутого в квоты.
Застегните ему жилетку полегче,
Он не попал в штанину.
Смажьте ему глаза помягче
Орлиными чернилами немецкого Рейха.
Над его усталой головой Пускай парит всё то, что он успел насобирать».
И вот, тут уже можно было разглядеть, что одесную собрались церковные служители нижнего неба. Они были одеты в рясы из толерантного кашемира и в высокие клобуки из пепла и были заняты тем, что паковали в ящики всё доступное солнечное затмение. Ибо воздух был перегружен им, и от этого болела голова. Некоторые и из этих служивых чёрной прослойки были с непокрытыми головами. Их жестяные глаза косили. Волосы из спичек у них на голове постукивали и побрякивали, когда в них при наклоне попадал ветер.
